Метательные ножи быстро нашли свои цели, вонзившись в руки нескольких разбойников, лишая их возможности держать оружие.
Гэбриэл не любил такие сражения — как правило, в многолюдных склоках, без жертв не обойтись. Он испытывал отвращение к смерти и крови. Но проехать мимо, когда разбойники просто-напросто решили разделаться с отрядом, уступающим им численностью, — поступок, заслуживающий куда большего отвращения.
Сложным в таких сражениях было четко себя контролировать. Тело работало на рефлексах, самое простое — ускорить движения до темпа, за которым противнику просто не уследить, и снести головы всем разбойникам, кто попадется на пути, не слезая с коня. Куда сложнее контролировать рефлексы убийцы и выйти из битвы с минимальными потерями для обеих сторон.
Отряд наместника бросился в бой с новой силой, взбодренный неожиданно пришедшей подмогой. Гэбриэл уже обезвредил шестерых только с помощью метательных ножей. Пришлось спрыгнуть с коня, дабы несчастное животное не пострадало.
Едва Гэбриэл оказался на земле, один из разбойников могучего телосложения бросился на него, замахиваясь секирой. Гэбриэл уклонился быстрее, чем мог рассчитывать разбойник. Огромная секира и слишком большой размах для удара сделали свое дело, и человек полетел на землю, не устояв на ногах. Упал он грудью поперек остро наточенного лезвия своей секиры, во все стороны брызнула кровь.
Гэбриэлу захотелось поморщиться. «А теперь, парень, попробуй уговорить свою совесть, что ты его не убивал». А раз совесть была все-таки его, навряд ли она была такой доверчивой дурой, чтобы купиться на оправдание, что разбойник сам неудачно упал.
Гэбриэл отвернулся от убитого как раз вовремя и присел под занесенным для скользящего удара мечом, направленным, чтобы снести ему голову.
— Как ты?.. — зарычал нападавший, не ожидая, что от его точного удара можно уйти, и замахнулся для нового.
Для обученного сатанида все его движения казались медленными и тягучими. Гэбриэл крутанулся, вместе с занесенной рукой с мечом хрустнула кость, меч выпал из ладони, а разбойник, схватившись за сломанное запястье, воя от боли, покатился по траве.
У следующего нападавшего тоже оказался меч. Гэбриэл легко остановил его своим и откинул противника от себя, после чего, того насадил на меч один из отряда наместника. Оружие вошло в тело по рукоять, словно нож в масло, лезвие прошло насквозь и вышло из груди, из раны фонтаном хлынула кровь.
Наступила тишина, такая мертвая, какая может наступить только посреди побоища.
Потом тишину пронзил радостный крик отряда наместника, вышедшего победителем из, казалось бы, безнадежной схватки.
Гэбриэл осмотрелся. Большая часть разбойников была убита, остальные ранены. Со стороны отряда в латах — трое убитых, пятеро раненых, только двое серьезно. Сейчас непострадавшие хлопотали возле своих товарищей.
К Гэбриэлу подошел наместник. Он оказался молодым человеком, не старше тридцати. Высокий, крепкий, темноволосый, с пронзительными карими глазами.
Он улыбался. Одного этого было достаточно, чтобы Гэбриэл не испытывал к нему симпатии. Как можно улыбаться посреди горы трупов?
Наместник радостно протянул ему руку.
— Славный бой! — провозгласил он. — Спасибо за помощь! Меня зовут Андрес Гантер, я наместник Третьей Провинции Гриора.
Насколько знал Гэбриэл, в Гриоре, помимо Столичного Округа, было всего три крупные провинции, в которых управляли наместники, назначенные непосредственно королем. Третья Провинция была самой крупной.
Андрес все еще улыбался.
Гэбриэл убрал меч в ножны, сделав вид, что не заметил протянутой руки.
— Гэбриэл Хортон, — представился он.
Брови наместника поползли вверх. Видимо, это имя что-то для него значило.
— Да у нас знаменитость! — его улыбка стала еще шире, и он сделал вид, то не заметил, что ему не пожали руки. — Тогда понятно, почему ваше появление так быстро решило исход боя, — Андрес опустил взгляд и пнул носком сапога тело одного из убитых разбойников. Гэбриэл напрягся. — Трусливое отродье, — бросил наместник сквозь зубы.
Гэбриэл смерил его взглядом.
— Да нет, — возразил он. — Трусами их точно не назовешь.
Андрес уставился на него в упор. Потом прищурился. Потом расхохотался.