Если таково ее будущее, то она не знала, выживет ли, даже если несет ответственность за ребенка. Она думала, что ребенок Саксона, безмерно драгоценный, станет некоторым утешением, когда его уже не будет с ней. И, хотя в будущем, возможно, так и случится, сейчас это нисколько не успокаивало. Она не могла подержать своего ребенка на руках прямо сейчас, и пройдет долгих пять месяцев, до того, как это произойдет.
Так и не сомкнув глаз, на рассвете она поднялась, и приготовила себе кружку кофе без кофеина. Сегодня, как никогда, она нуждалась в том, чтобы подстегнуть себя кофеином, но из-за беременности позволить себе эту роскошь не могла. Так или иначе, она сделала кофе, надеясь, что привычный ритуал одурачит мозг, и, завернувшись в толстый халат, села за кухонный стол, потягивая горячую жидкость.
Дождь тонкими струйками беззвучно струился по стеклу двери на террасу и мелкими фонтанчиками подпрыгивал на мокром камне. Насколько прекрасен был вчерашний день, настолько сегодня непостоянная апрельская погода, под влиянием последнего холодного фронта, стала прохладной и промозглой. Если бы Саксон был здесь, они бы провели утро в постели, уютно устроившись под теплым одеялом и лениво лаская друг друга.
Она мучительно сглотнула, а потом положила голову на стол, потому что горе снова нахлынуло на нее. Хотя после рыданий в глаза словно насыпали песку, оказалось, что выплаканы еще не все слезы, что есть еще место, не заполненное болью.
Она не слышала, как открылась дверь, но звук шагов по каменной плитке пола заставил ее вскочить и торопливо отереть лицо ладонями. Возле нее стоял Саксон, его смуглое лицо было безрадостным и серым от усталости. Она обратила внимание, что он был в той же одежде, что и вчера, хотя от дождя набросил кожаную пилотскую куртку. Очевидно, он так и шел, потому что его темные волосы слиплись, а по лицу стекали струйки влаги.
- Не плачь, - сказал он странным сдавленным голосом.
Она смутилась, что он застиг ее плачущей. Прежде она всячески старалась скрывать от него любые проявления эмоций, зная, что ему будет неловко. Вдобавок и выглядела она не лучшим образом: глаза опухли и полны слез, волосы взъерошены после беспокойной ночи, да еще с головы до пят укутана в толстый халат. Любовница всегда должна быть ухожена, подумала она с кривой усмешкой и опять едва не разрыдалась.
Не отводя от нее пристального взгляда, он снял куртку и повесил на спинку стула.
- Я не знал, осталась ли ты здесь, - в его голосе все еще чувствовалось напряжение. – Я надеялся, что да, но…
Затем, совершенно неожиданно, двигаясь с потрясающей скоростью, он подхватил ее на руки и быстро понес в спальню.
Пораженно вскрикнув, Анна вцепилась в его плечи. Он двигался так же, как в тот первый раз, когда страсть словно разрушила дамбу его контроля и та, наконец, прорвалась. Тогда в офисе он увлек ее и опустил на пол почти таким же движением, а затем накрыл ее собой, прежде чем ее удивление успело уступить место радости. Она приникла к нему с желанием, которое вскоре не уступало его страсти. И прошли часы, прежде чем он отпустил ее.
Сейчас она чувствовала в его хватке ту же самую свирепость. Он положил ее на кровать и навис над нею, развязывая халат и распахивая его. Под ним у нее была тонкая шелковая ночная рубашка, но, очевидно, и этого было слишком много. Она безмолвно всматривалась в его сосредоточенное лицо, пока он освобождал ее от халата и через голову стаскивал ночную рубашку. Ее дыхание стало чаще, она лежала перед ним голая и чувствовала, как ее груди напрягаются под его взглядом, обжигающим, как прикосновение. Жаркое, тяжелое пламя желания быстро разгоралось в ее теле.
Он раздвинул ее бедра, встал между ними на колени и, пока возился с ремнем, молнией и приспускал брюки, упивался видом ее тела. Затем он вскинул голову и пристальный зеленый взгляд и утонул в коричневом бархате ее глаз.
- Если ты не хочешь, скажи это прямо сейчас.
Она бы охотнее перестала дышать, нежели отказала бы ему, и себе. Она приглашающее протянула свои тонкие руки, и он с готовностью подался вперед, одним движением скользнув и в ее тело, и в ее объятия. Он громко застонал, не только от невероятного удовольствия, но и от того, что исчезла боль, терзавшая его. Пока ее стройное тело было надежно укрыто под ним, а он сам надежно укрывался в ней, между ними не было преград.
Анна извивалась от бурного натиска яростного, почти животного наслаждения. От прикосновения его холодной, влажной одежды к ее теплому нагому телу ее чувственность стала острее, чем когда-либо. Единственная, между ее ногами, точка соприкосновения голой плоти, сделала ее ощущения более острыми, заставила мучительно осознавать его мужественность, когда он двигался над ней и внутри нее. Это было так потрясающе, что выдержать было невозможно, и она слишком скоро выгнулась в кульминации. Слишком скоро, потому что ей хотелось, чтобы это длилось вечно.