— Ты, салабон, совсем оборзел? Богатый, товаром разбрасываться? Затаскивай его назад в сарай. Дня два отлежится, потом продадим.
Меня подхватили под руки, как куль потащили внутрь и бросили на солому. Какое-то время спустя было слышно, как завелась машина, как бы не наша вахтовка, поработала немного на холостых оборотах, потом, судя по удаляющемуся звуку, поехала. Весь день я провалялся на соломе, временами выпадая из действительности. Есть совсем не хотелась и, только, периодически глотал воду. Вечером я слышал, как приехала машина. Никого в сарай не завели, что означало только одно: моих друзей продали, значит я их больше не увижу. Обидно. Та же женщина занесла опять хлеб и, презрительно плюнув, опять ушла.
За ночь я немного пришёл в себя и меня днём даже выпустили на прогулку во двор. Я сидел на штабеле брёвен, греясь на ласковом весеннем солнышке, и наблюдал за постояльцами хутора. Общество однозначно было неоднородным. Главный — тот здоровяк по кличке Старый, который сожительствует с хозяйкой. Остальные одиннадцать человек представляли собой слоёный пирог из двоих ближайших подручных, шести бойцов и четырёх молодых солдат, «духов» по солдатской иерархии. Нравы достаточно вольные. Службой никто не обременён, разве только молодые несут службу по охране. Кроме хозяйки на хуторе я заметил ещё несколько молодых женщин довольно лёгкого поведения. Вообще, здесь царила довольно праздная атмосфера, где жили в своё собственное удовольствие, не задумываясь о завтрашнем дне. Вечером ко мне зашёл Старый:
— Ну, что, ты, вроде оклемался. Завтра готовься. Поедем на базар. И учти, с тобой больше никто возиться не будет. Опять начнёшь из себя доходягу корчить, в ближайшей канаве пристрелю. Понял?
— Понял.
— Старый! Это по любому офицер! — ворвался в сарай Костян. — Дай я его грохну!
— Остынь. Мы его продадим. Аслану, — глумливо ухмыльнулся Старый. — Всё. Пошли. А ты готовься. Завтра чтобы был как огурчик.
Они вышли из сарая и, топоча берцами, пошли к дому. У меня ночь для того, чтобы что-нибудь придумать. Эх, остался я один. Втроём можно было бы что-то предпринять. Напасть на часового? Нереально. Воду и еду заносит кто-нибудь из женщин. Часовой только контролирует на расстоянии автоматом. Может, подкоп? Я прошёлся вдоль стен. Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться, что подкоп нереален. Земля, конечно, не бетон, но утрамбована до состояния цемента. Тут и лопатой вспотеть пришлось бы. А уж голыми-то руками — пустая затея. Окон нет, стены бревенчатые. Не выломаешь. Выход на сеновал закрыт на большой амбарный замок. И лестницы нет. Я забрался на перегородку между загонами и попытался пошевелить доски потолка. Дохлый номер. Доски стоят насмерть. Никаких вариантов к побегу. Неужели придётся смириться? С такими невесёлыми мыслями я прилёг на солому и сам не заметил, как уснул.
Проснулся я от звука отпираемого замка. Опять заныли петли, дверь открылась, и темноту прорезал луч фонаря.
— Что, пора, что ли? — спросил я, закрываясь от слепящего света.
— Ага. Уже пора, — раздался такой родной сейчас голос Димки.
— Димка! Ты, что ли? — не поверил я своим ушам.
— Дух святой! — рассмеялся Дима. — Ходить можешь?
— Уже могу.
— Ну, пошли, тогда.
Мы вышли из сарая и направились к дому. Я чуть не споткнулся о труп одного из караульных. Чуть дальше, словно тряпичные куклы, лежали ещё несколько трупов разной степени одетости. По двору ходили оборванные заросшие люди с автоматами в руках. Вдоль стены дома на коленях стояли оставшиеся в живых дезертиры. От их грозного вида уже не осталось и следа. Потерянные, чаще всего в одном исподнем, они жалко озирались по сторонам. Как я их понимаю! Сам так: ложился свободным человеком, проснулся рабом. Аж два раза. Правда, не всё выглядели так жалко. Старый, играя желваками, зыркал вокруг злобным взглядом. Жилы на шее вздулись канатами, и всё тело напоминало огромную взведённую пружину. Женщин загнали в освобождённый мной сарай, чтобы не мешали своими причитаниями. На входе одна из них споткнулась о порог и упала, что, конечно же, привлекло всеобщее внимание. И вот тут пружина распрямилась. Старый рванул вперёд, сбил с ног охранника и побежал к забору. В след ударила автоматная очередь, перечеркнувшая спину беглеца. Старый упал на землю, выгнулся, поскрёб пятками землю и умер. Из сарая донеслась очередная порция криков и рыдания.
— Пошли в дом, — сказал мне Дима. — Гоша, наверное, уже чай сварганил. Ребята здесь сами справятся.