— Апокалипсис? Еще один?
— Человеческая психика устойчива, — вспоминает Дин, — все, что он не может понять, он объяснит себе сам.
Ну же, давай. Объясняй.
— Еще один сценарий. Ну конечно же. Запасной Антихрист, — радуется Чак и привычно тянет пальцы к вискам.
Кроули внутри мучительно выдыхает. И показывает все сразу, гигантскими кусками. Все, кроме ангела, ангела видит только Дин.
Ребенок в корзине. Ребенок на заднем сиденье. Что если просто запустить корзину в лес? Убить его? Что тогда?
Маленький мальчик, так похожий на человека, мальчик доверчиво спит на его руках, прибегает плакать с каждой своей маленькой ссадиной и царапиной. Мальчик растет. Мальчик выглядит, как человек.
Мальчик — человек. Не тот мальчик.
— Ты потерял ребенка.
— Нет, мы потеряли.
Ангел сидит рядом, но Кроули смотрит на дорогу, и Чак не может видеть его лицо. Только голос. Как обычно.
Ангел стоит рядом, и он зол. В ярости.
— Святая вода убьет тебя!
Маленькая церквушка, развалины, и Дин ощущает стороннее тепло и свет. Ангел благодарен и не знает, как сказать об этом. Ангел спасен. Кроули не нужна благодарность, ему ничего не нужно. Все, что ему нужно, он может достать сам.
— Святая?
— Наисвятейшая.
Тепло, незнакомое тепло в груди.
— Ты слишком быстр для меня.
Непонимание.
— Мы — не друзья.
— Что ты сделал, Кроули? Что ты натворил?
Лигур плавится в воде, оставляя влажное пятно на паркете. Отличный план, Кроули, но что дальше?
— Погоди, разве святая вода так убивает? — удивляется Чак.
Дин отбрасывает идею о том, что это не просто вода, а та, что зачаровал ангел. Говорит то, что сам понял.
— Это — мое тело. Настоящее, сделанное для меня в аду. Не человеческая шкурка. Есть определенные… недостатки.
Кроули в его голове молчит, и Дина это беспокоит сильнее, чем то насколько он верно ответил.
— Логично. И что же было дальше?
Воспоминания идут какими-то кусками, хаотично, будто Кроули их не совсем контролирует. По крайней мере он все еще здесь, в сознании Дина. Гигантские куски выкидываются подальше, вне поле зрения Чака, но Дин их видит.
— … и когда птичка сточит гору до основания, пройдет лишь секунда вечности.
— Ты — демон, а я ангел — мы не друзья.
— Ты же такой умный, как ты можешь быть таким глупым?
Дин пропускает их, не рассматривая ближе, но неожиданно встречает знакомые фиалковые глаза и касается воспоминания, разворачивая к себе. Всего на секунду, но он успевает увидеть:
— Почему я? Почему не Азирафаэль? Вы же общаетесь с ним, я знаю, — в голосе Гавриила непривычная паническая нотка.
— Он не сможет, — голос Кроули слишком ровный. Они в той же беседке, где он говорил с Азирафаэлем.
— А я значит смогу, — горько подводит итог Гавриил.
— Ты же великий архангел Гавриил, архистратиг. Возьмешь свою трубу, возвестишь о начале конца и направишься убивать демонов. Демоном больше, демоном меньше, какая разница? — язвительно говорит ему Кроули.
— Не паясничай, — просит Гавриил устало, — ты можешь попросить Плотника. Он точно тебе не откажет.
— Он не собирается в этом участвовать, — говорит Кроули глухо, — пожалуйста.
— Вот как. Выходит, я даже не был первым, кого ты попросил?
— Выходит так.
— Это жестоко, — тихо говорит Гавриил, — я думал, мы… неважно.
Кроули смотрит прямо в фиалковые глаза, не опуская головы.
— А я — демон, — говорит он с откровенной издевкой, — мне положено быть таким. Жестоким. Она нас именно такими и хотела видеть.
— А еще тебе положено выйти в последней битве против ангелов и сражаться, а не просить кого-то убить тебя в самом начале, — парирует Гавриил, — стой, не отвечай. Ты скажешь, я — демон, мне положено нарушать правила. Я это сделаю. Не знаю, выйдет ли без боли, меня несколько раз развоплощали, не уверен, что это может быть безболезненно. Но я постараюсь все сделать быстро.
— Я об этом и не просил. Без боли, — замечает Кроули и выпрямляет плечи.
— Я знаю. И я это сделаю. Но больше меня никогда ни о чем не проси, — Гавриил сутулится, Дин даже представить себе не мог его таким, и разворачивается, чтобы уйти.
— А больше и не придется, — тихо говорит ему Кроули в спину.
Гавриил оборачивается.
— Александрия, — говорит он, — Александрия.
— Это был… нет… невозможно…
— Раз уж миру конец… это был мой подарок тебе, — говорит Гавриил горько. И идет прочь.
Кроули остается стоять, не сразу осознавая, что стоит точно в том месте, где недавно стоял его ангел.
Дин отпускает это воспоминание, ощущая, как пальцы начинают подрагивать. Ощущая, что только что влез туда, куда его не собирались пускать. Кроули в его голове молчит. Но шоу для Чака продолжается.
Горящий магазин, зеваки на улице, пожарные.
— Туда нельзя.
Всегда огонь: Александрия, чума, Дрезден. Но здесь… люди же не могли… ангел бы не допустил…
Кроули не боится огня. Он боится другого. Он помнит заострившиеся, серые черты лица. Но даже этого тут нет. Тут ничего нет, ничего и никого.
Демоны? Ну а кто же еще?
— Азирафаэль! — бесполезно, его нет на земле. Этот кусок Кроули тоже отбрасывает, не позволяя Чаку услышать имя.
Самого Кроули отбрасывает на пол струя воды, Дин практически сгибается пополам от силы удара. На спине тлеет одежда, огонь пытается забраться в волосы. Кроули стряхивает его, и огонь ему подчиняется. Очки падают, разбиваются. Все разбито. Все кончено.
Ему больно везде, внутри и снаружи.
— Кто-то убил моего лучшего друга!
Горит трасса, по его вине, опять по его вине. Горит его машина, его новенькая девочка, ей же и ста лет не было.
Он успевает. Успевает.
Человеческий ребенок спасает этот мир. Слишком человечный, чтобы быть антихристом.
Дин мельком видит и Азирафаэля, и его новое тело и троицу других детей и даже других людей там. Но Чак никогда не узнает, что на авиабазе был кто-то еще.
— Я буду рядом. Реальность тебя послушается.
— Ты не мой отец! — и мир послушно меняется.
— Как его зовут? — спрашивает Чак.
— Адам, — хрипло отвечает Дин. Ему нехорошо. Колени подкашиваются, его тошнит. И он понимает, с ужасом понимает, что эти ощущения не его. Это Кроули.
— Мне нужно с ним познакомиться. Он невероятно силен! Просто фантастически.
«Интересно, зачем тебе это знакомство? — думает Дин мрачно, — уменьшить количество антихристов еще на одного?»
Он уже убил Джека, того, кто потенциально был сильнее него. Явно с Адамом не чай пить собрался.
Ты не мой отец, — вспоминает Дин. И мир изменился. Умершие — воскресли, живущие — забыли. Черта с два у кого-то выйдет убить Адама.
— О да, — соглашается Дин, — мальчик очень сильный. Фантастически, просто… — Дин чуть было не говорит очешуенно, но вовремя останавливается, — просто он… Давно не мальчик. Он учится в Оксфорде. Как правило, он рад гостям.
Дин вспоминает, как Адам сказал: если он сам не захочет меня увидеть. Теперь это имеет смысл. Еще Дин рассчитывает, что Чак понял намек и оставит их наконец.
— Проваливай из моей головы, — требует он мысленно, — давай, если ты еще там, уходи. Я справлюсь сам. Как ты и учил: без типа и без очешуеть. Я…