— А ты многому научился, — замечает Кроули, привычно читая его насквозь, и Дина это больше не раздражает.
— Мы… эм… мы взяли твою кредитку, — неловко начинает Дин.
— Надо было еще часы снять, — советует Кроули, — хватило бы на новый дом. Съехали бы из своего бункера.
— И отдали ее Чаку, — продолжает Дин, не реагируя на шутку или провокацию, — в общем он… вроде как оплачивал с нее гостиницу и билеты домой…
— Разберусь, — Кроули пожимает плечами.
— Эм… извини? — продолжает Дин. Он уверен, что Кроули и так все отлично знал.
— Дин, ты пришел рассказать, как вы ограбили меня, пока я спал? Покаяться решил? Это не ко мне. Что ты хотел сказать?
— Ну как ты… чувак? — спрашивает Дин, до сих пор неуверенный как ему обращаться к Кроули. Неуверенный, как он вообще должен вести себя после того, что случилось. Фактически они знакомы две недели, но в реальности он знает о Кроули больше, чем обо всех остальных своих знакомых. Он ему буквально в душу заглянул. Которой у Кроули, кстати, нет. И при этом — он знает о нем слишком мало.
Кроули на чувака не обижается, едва заметно дергает плечами.
— Я в норме. Сказал же: нужно отоспаться. Две недели здорового полноценного сна и все прошло. Ну и кое-чья благодать здорово помогла. Ты его попросил?
— Да, но он и сам…
Дин не продолжает.
Кроули вздыхает и неожиданно снимает очки. Смотрит в упор, практически гипнотизируя.
— Дин, зачем ты пришел на самом деле?
— Я хотел извиниться, — начинает Дин, кто бы знал, как это сложно.
— Пустяки. Ты не причём. Кто мог знать, что моя жизнь заинтересует этого вашего новоявленного бога.
— Я не за это. Хотя и за это, наверное, тоже. Но больше… я тебя… ты мне не понравился. Я не знал тебя, но судил. Я часто так делал. И мне действительно стыдно за это, — Дин понятия не имеет как умудрился сказать все это вслух.
— Люди, — задумчиво говорит Кроули, — вы можете быть одновременно такими мерзким и такими прекрасными. Больше никто на такое не способен. Тебе не за что извинятся, Дин. После того, что тебе сделали демоны, у тебя есть повод нас ненавидеть. И все-таки, если ты так хочешь это слышать: я не держу на тебя зла.
— Спасибо, — говорит Дин с облечением. Ему правда нужно было это услышать.
— Что еще? — говорит Кроули, практически гипнотизируя Дина.
— Я… ну… ты реально хочешь быть демоном? — быстро спрашивает Дин, — я имею в виду… ну… типа… тебе предлагали… неоднократно…
— Если ты о прощении, то оно мне не нужно, — отвечает Кроули, — у меня все отлично.
— Но почему ты не хочешь вернуться? Тебе не нужно, потому что не Она сама это предложила? Ну, то есть, если бы Она лично…
— Она давно ни с кем не говорит, — спокойно отвечает ему Кроули.
— Но она говорила. С Касом. Она сказала Касу: мой сын вам поможет. Она сказала: он хороший, всегда был таким.
— И что? — Кроули пожимает плечами, — вам действительно помогли. Азирафаэль. И Гавриил.
— Нам помог ты, — говорит Дин упрямо, — Она: сказала мой сын верит в людей.
— Не вижу противоречий. Азирафаэль верит в людей, всегда в них верил.
— И немного любопытный. Всегда был таким.
— Ага, это Азирафаэль, — соглашается Кроули.
— А мне все-таки кажется речь была о тебе, — спорит с ним Дин.
— Даже если так, какое это имеет значение? — спрашивает Кроули.
— Ну… я хотел сказать, что Она любит тебя. И верит в тебя, — тихо замечает Дин.
— Это не помешает Ей меня уничтожить, если понадобиться. И не мешает никогда не отвечать, — замечает Кроули. Он все также спокоен, и Дин начинает подозревать, что пришел зря. Подозревать, что Азирафаэль был прав, и Кроули не нужна никакая новая правда. У него и так все отлично.
— Ладно, — говорит Дин, — я сказал, ты услышал. В общем, спасибо за помощь, и мне пора. Будешь в США, заходи.
— Ты никуда не пойдешь, Дин Винчестер, пока не скажешь мне, что с тобой не так. И о чем ты действительно хочешь поговорить.
— Говорю же… я… — под немигающим взглядом желтых глаз Дин сдается и начинает говорить правду, — понимаешь… все не так. Вроде бы все сбылось, вот она наша мечта: мир без монстров. Разве мы не этого хотели? А я ощущаю себя… преданным… обворованным. И ведь умом понимаю, все отлично, а почему-то так мерзко это все.
— Я понимаю, — говорит Кроули, и Дин ему верит. Все то, что он успел увидеть в тот день… Да, пожалуй, только Кроули в целом мире и может его понять.
— Глупости. Есть огромное количество людей, которые могут понять тебя. Некоторые даже живут вместе с тобой.
— Но они выглядят всем довольными! — спорит Дин.
— А ты сам как выглядишь? Пытался поговорить с кем-то, кроме меня? Ну естественно нет. Ты же слишком гордый для такого.
— Мы были героями. Считали себя героями. Но мы никто. Смешные человечки, думали, что сможем обыграть бога. Думали, что обыграли смерть. А в итоге, мальчишка за минуту сделал то, на что мы потратили всю свою жизнь, — говорит Дин горько, — мы стольких потеряли. И зачем? Зачем это было?
— Мир без монстров, — говорит Кроули мягко, — разве не вы это устроили? В конечном итоге вы спасли человечество. Пусть не от безумного бога, всего лишь от пророка, но разве есть разница, если цель в конечном итоге достигнута?
— Но мы его не спасали! Это вы — спасли. Тогда. И сейчас.
— Прекрати, Дин. Ты же видел, что было на авиабазе. Адам сам все сделал. Но ты ведь не считаешь, что мы были там зря? Что бы случилось, если бы нас там не было?
— Если бы не вы, ангелы и демоны все равно бы сразились, — предполагает Дин.
— Вот видишь. А что, если бы мы не потеряли ребенка?
— Я не знаю.
— Никто не знает. Но возможно, в этом и состоял план. Мы все — части одного механизма. Выкинь кого-то, и схема не сработает. Если бы вы не приехали в Лондон, Чак уничтожил бы этот мир. Если бы ты не выстоял перед ним, кто знает, что было бы?
Дин пожимает плечами, практически убежденный.
— Но, те кто погиб…
— Мир так велик, — говорит Кроули задумчиво, — и ровно также… неоднозначен. В нем столько страшного, столько того, что не даст тебе спать по ночам. Но ровно столько же в нем и прекрасного. В нем есть чудесные спасения и ужасающая несправедливость. Кто-то теряет единственного ребенка, кто-то даже не доживает до совершеннолетия. А кто-то волшебным образом спасается в авиакатастрофе или выживает на тонущем корабле. И никто, кроме Нее, пожалуй, не даст тебе ответ: почему. Это непостижимо. Мы можем просто принять правила Ее игры. И иногда, иногда, это кончается чем-то хорошим.
— Хотел бы я знать, за что они погибли. Ради чего, — хмуро говорит Дин.
— И ты знаешь. Они погибли за мир, — Кроули наклоняется к нему ближе, неприлично близко, спрашивает проникновенно, — а разве мир не стоит того, чтобы за него погибнуть?
Дин вспоминает звезды и черноту космоса, бескрайний океан, где солнце поднимается прямо из воды, зеленый райский сад, маленькие светлые домики Франции, мрачные готические соборы Чехии. И собственный дом: желтые прерии Техаса, зеленые болота Флориды, блестящие небоскребы Нью Йорка.
— Не только это, — говорит Кроули, — есть еще люди. Вы — самое удивительное из Ее творений.
Дин кивает ему, думая о Бобби и Эллен, о малышке Джо, о Сэме, о собственном отце и матери. Думает о живых и о мертвых, о тех, кто прошел свой путь до конца и тех, кто еще идет рядом.
Вот только…
— Что еще, Дин Винчестер? — спрашивает Кроули, — что еще ты ждал? Чего ты так боишься никогда не обрести? Скажи мне.