Забыл ли Хафр предупредить своих товарищей, посчитал ли рассказанное достаточным предостережением, или сам не знал о столь нежной любви, царившей между одифеями, теперь уже не имело значения. Важно было другое — Агил понял: красочные байки проводника не только не преувеличивали, но скорее преуменьшали подстерегавшие их опасности. С запоздалым раскаянием припомнил он, что первым дезертировал из отряда гвардеец, тоже некогда забредавший сюда, и на карте, которую они совместно с Хафром рисовали на покрытой воском дощечке, принесенной хозяином постоялого двора, места эти были обозначены как сравнительно безопасные. Настоящие Чиларские топи начинались значительно южнее, а к деревеньке, из которой они выступили в джунгли, выходил их самый северный язык, тоже, впрочем, достаточно мерзкий, не зря же Хафр предлагал углубиться в лес несколько восточнее, чтобы и близко к болоту не подходить. Но взбалмошные принцессы, самоуверенные девицы, решительно заявили, что не могут терять ни одного дня, и коль скоро им все равно не избежать Чиларских топей, так и говорить о каких-то обходах и поисках окольных путей нечего.
Агил в великой досаде плюнул себе под ноги и взял чуть левее, чтобы догнать авангард отряда.
Нет, так дальше продолжаться не может. Следов похитителей они не нашли, а до Чилара им не дойти, тут Хафр прав. То есть кто-то, вероятно, доковыляет, но пользы от этого будет не много. Надо пересилить себя и нынешним же вечером снова поговорить с принцессами. Должны же они понять, что его люди не железные. Сами-то на кого похожи стали, сказать кому, что это принцессы, — засмеют!..
— Синие шары над болотом! — раздался внезапно предупреждающий крик проводника, и Агил почувствовал, как в груди у него что-то противно екнуло.
Стая из тридцати-сорока синих шаров медленно выплыла из зеленого тумана и начала неспешно приближаться к краю болота, спускаясь по пологой кривой. Разной величины, от двух пядей до трех локтей в диаметре, они напоминали мыльные пузыри и так светились и переливались разнообразнейшими оттенками синего цвета, что гвардейцы, залюбовавшись ими, совершенно забыли наставления проводника, и крик его: "Ложитесь! Прикройтесь щитами! Чего же вы стоите, безумные!" — не сразу дошел до их сознания. Великолепные кавалеристы, отборные рубаки, они привыкли к опасностям совсем иного рода, и когда первый из снизившихся шаров слегка раздулся, а потом с громким хлопком резко сжался, сделавшись чуть больше кулака, боевые товарищи Агила только удивленно вздрогнули, да и сам он застыл на месте, дивясь невиданному зрелищу. Из синего шара в момент хлопка вылетело что-то похожее на струю пыли, затем он вновь надулся и взмыл в небеса. И тут же в том месте, над которым выпустил он заряд пыли — да это никакая не пыль, а семена, понял Агил, — раздались истошные вопли. Они заставили гвардейцев очнуться, но прежде, чем те успели сдернуть закинутые за спину щиты или хотя бы броситься на землю, с отчетливым хлопком сжались еще три-четыре синих шара, и новые вопли разнеслись над болотом.
Агил вспомнил, что в семенах этих шаров содержится парализующий яд, подобный тому, которым поражают одифеи; рявкнув на замешкавшихся гвардейцев и срывая со спины щит, он бросился к принцессам — повалить на землю, прикрыть, спасти.
Шары хлопали, сжимались и, вновь разбухая, уносились в вышину; гвардейцы, заметные, благодаря форменным оранжевым плащам, из дальнего далека, падали в жухлую траву, а полусотник бежал и бежал и, как в кошмарном сне, никак не мог добежать до принцесс, которые, казалось, вовсе не замечали творившегося вокруг них. Он был уже шагах в двадцати, когда Чаг наконец пришла в себя и, с силой дернув сестру за руку, увлекла ее на землю. Агил возликовал, но, памятуя, что щитов у девушек нет, продолжал вершить свой бесконечный бег.
И он успел.
Раскинув — словно наседка, защищающая своих птенцов — руки, он рухнул на принцесс, отставляя в сторону щит, чтобы прикрыть возможно большее пространство. Мгновением позже над головой его хлопнул синий шар. Тысячи тонких иголок вонзились в затылок, в незащищенные кожаной курткой руки и ноги полусотника, но вместо боли и страха он испытал удовлетворение. Он успел, он сделал все от него зависящее и готов предстать перед Небесным Отцом.