Выбрать главу

Ни Дижоль, ни его товарищи не ожидали, что, выбравшись на Крабью улицу, нос к носу столкнутся с отрядом гвардейцев, спешивших с окраины острова в центр. Встреча эта застала пиратов врасплох, и, естественно, им трудно было удовлетворительно ответить на вопрос седоусого командира патруля, кто они такие и что делают среди ночи на улицах Сагры. Столь же естественным было нежелание команды «Забияки» следовать за гвардейцами к только что покинутым ими таможенным пакгаузам, о чем Бемс весьма недвусмысленно уведомил блюстителей порядка. Выслушав его, гвардейцы сочли, что с формальностями покончено, и обнажили оружие.

Выскочив из проулка, Мгал увидел, что двое пиратов зарублены, а остальные залиты кровью и с трудом сдерживают натиск гвардейцев. Номбер, увернувшись от решившего разделаться с ним одним ударом противника, ухитрился завладеть его мечом и остервенело работал им, отбиваясь от трех насевших на него воинов. Бемс, получив колотую рану в руку, ударом чудовищного кулака оглушил нападавшего и тоже вооружился мечом. Высокий сухощавый пират, вцепившись в копье своего противника, был недалек от того, чтобы стать его хозяином, но другим морякам приходилось туго и они бы давно обратились в бегство, если бы не Дижоль. Преодолев боль, капитан «Забияки» сумел подняться на ноги и доковылять до каменного забора, тянувшегося по левую сторону улицы, однако нечего было и надеяться, что он сумеет самостоятельно покинуть поле боя.

Мгновенно оценив обстановку, Мгал понял, что пираты не перебиты лишь благодаря потемкам и спасти их может только чудо. Издав боевой клич, он бросился на ближайшего гвардейца, размахивавшего тяжелой алебардой перед самым носом Фипа. Обернувшись к новому противнику, гвардеец, уверенный, что у северянина нет оружия, легкомысленно взмахнул алебардой, стремясь не столько поразить, сколько устрашить врага. Без труда уклонившись от широкого лезвия, со свистом рассекшего воздух перед его лицом, Мгал выхватил из лохмотьев стилет и метнул в противника. В искусстве этом он, несмотря на все старания, не мог сравниться ни с Эмриком, ни даже с Гилем, но цели его бросок достиг. Стилет оцарапал гвардейцу щеку и, что еще важнее, вынудил сделать неверное движение, воспользовавшись которым, северянин вырвал из его рук алебарду и обрушил на голову врага. Едва избежав удара второго гвардейца, он ткнул его в живот копьеподобным концом алебарды и, предоставив безоружным пиратам добивать раненых, поспешил к Дижолю.

Памятуя пророчества Бессмертного Юма, Мгал твердо решил, что, чем бы ни кончилась эта драка, капитан должен выйти из нее живым, однако путь ему преградил седоусый командир гвардейцев в тускло поблескивавшей в свете звезд кольчуге. Взмахнув алебардой, он заставил северянина попятиться. Похожие на ломтики дыни клинки скрестились, рассыпая снопы искр.

Седоусый был безусловно мастером своего дела, жало, венчавшее его алебарду, уже разорвало рубаху северянина на груди и оцарапало бедро, в то время как тот не сумел причинить противнику ни малейшего вреда. Алебарда – оружие, почти незнакомое на севере, – редко использовалась даже в Исфатее, и Мгал сознавал, что у него нет шансов выстоять против искусно владеющего ею гвардейца. Если он немедленно чего-нибудь не изобретет, песенка его будет спета…

Полукруглое, идеально отточенное лезвие блеснуло в опасной близости от лица северянина; он отшатнулся, но следующим ударом седоусый достал его. Вспышка боли обожгла лоб, левый глаз сам собой закрылся. «Дело плохо!» – пронеслось в голове Мгала, по спине побежали струйки пота, и тут пальцы, сжимавшие обмотанное узким ремешком древко, подсказали ему неожиданное решение. Перехватив алебарду за середину древка, он ощутил, как всплывают в памяти навыки боевого искусства дголей, привыкших драться заостренными с обоих концов палками, которые могут служить одновременно и копьями и дубинами.

Вращая алебарду так, что оба конца ее стали похожими на мельничные крылья, он, отступая и уворачиваясь от выпадов противника, освоился с балансировкой непривычного оружия и нанес два пробных удара, которые седоусый с легкостью парировал. Выждал, когда алебарда гвардейца пойдет вниз, и, прыгнув вверх и вперед, вонзил древко в смутно белевшее, расплывавшееся в розовом тумане лицо противника. Почувствовал, как оно разрывает рот, выбивает и крошит зубы… Голова воина дернулась, оружие мотнулось в сторону, и второй конец алебарды Мгала с хрустом вошел в горло гвардейца. Северянин отпрыгнул к стене, опасаясь последнего, нанесенного в агонии удара седоусого, и увидел распростертое на земле тело Дижоля, из которого торчал обломок копья.

Чувствуя, как наваливаются усталость и разочарование, как нарастает пульсирующая в левой части головы боль, Мгал почти равнодушно наблюдал за утихавшей схваткой, утратившей смысл после смерти предводителей. Ему было досадно, что Бессмертный Юм оказался прав, и еще более досадно, что сбежал следивший за ними щуплый человечек, о котором он в пылу боя совершенно забыл.

– Ну хватит! Прекратите! Дижоль убит, а вам, любезные, не вредно знать, что гавань занята дувианскими пиратами! Таможенные пакгаузы открыты, узники выпущены на волю! – рявкнул он и с удивлением заметил, что звезды уже едва видны на посветлевшем небе.

6

Оказавшись на борту «Забияки», Мгал с недоумением оглядел толпу матросов и выступившую вперед, одетую в мужской костюм девушку, из-под алой повязки которой выбивались пряди коротко остриженных соломенного цвета волос.

– Мне нужен помощник капитана, – повторил он, стараясь унять раздражение. Левая часть головы была словно пламенем охвачена, повязка, наскоро наложенная Фипом, пока они плыли в шлюпке, набухла от крови и не позволяла проверить, не повредил ли ему глаз седоусый гвардеец. Старый пират утверждал, что глаз цел, но собственные ощущения Мгала свидетельствовали об обратном. Больше всего ему хотелось выпить еще одну кружку вина и завалиться спать, однако Бемс и Номбер не зря собрали этих людей на палубе…

– Я Оливетта, дочь капитана Фальяра, помощник капитана «Забияки», – глубоким, чуть хрипловатым голосом представилась девушка. – Бемс сказал, что у тебя есть что-то для меня от капитана Дижоля.

– Есть, – подтвердил Мгал, протягивая девушке кожаный шнурок, на котором были завязаны три хитрых узелка, и с изумлением увидел, как побледнело ее лицо, как широко раскрылись глаза заглядывавших ей через плечо пиратов.

– Говорил ли тебе Дижоль, что значит это послание? – глухо спросила Оливетта, поднимая на северянина выразительные темно-карие глаза, в которых кроме страдания он прочитал еще и жгучую ненависть.

– Нет, но полагаю, оно советует команде «Забияки» доверять мне, – ответил Мгал, чувствуя, что голова его вот-вот треснет, как перезрелый орех.

– Это послание уведомляет нас о том, что Дижоль завещает свой корабль тебе. Он желает, чтобы ты стал его капитаном и вел этих людей туда, куда сочтешь нужным и куда они готовы будут последовать за тобой, – произнесла девушка дрожащим от негодования голосом, и Мгал готов был поклясться, что она хочет испепелить его взглядом.

– Мне приятно узнать, что Дижоль был обо мне столь высокого мнения, – осторожно сказал он, проведя языком по пересохшим губам. В голове вовсю громыхал набат. – Фип, если ты нацедишь мне еще кружку какого-нибудь пойла, я буду перед тобой в неоплатном долгу, – обратился северянин к старому пирату, делавшему ему какие-то непонятные знаки.

Из уст девушки вырвался похожий на рычание звук, после чего она, очень внятно выговаривая слова, произнесла:

– Ты рано требуешь вина на этом корабле! Потому что да будет тебе известно, я – жена Дижоля и владела этим судном вместе с ним! Мне принадлежит половина «Забияки», и заруби это себе на чем угодно – я вовсе не намерена уступать его кому бы то ни было!

Мгал уцепился за поручень и с жадностью сделал глоток из поданной ему юнгой оловянной кружки внушительных размеров. Жена Дижоля – помощник капитана? Ну и чудеса!