Тот обшарил незнакомца, который так и не проронил ни слова, только больше уж не мычал и не притворялся глухонемым.
— Ага! — вдруг воскликнул Реджеп и вытянул у него из-за пазухи плоский узелок из грязной тряпицы. Внутри оказался засаленный конверт, плотно заклеенный, на нем что-то было написано арабской вязью. Не прочитать, темно.
— Кому письмо? От кого? — подступил я к пленнику. Он молчал, часто испуганно моргая глазами в опухших веках. Раздумывать было некогда. — Пошли, Реджеп!
Дозорные пропустили нас на опушку тугаев, после чего окликнули сразу с двух сторон — заранее взяли в клещи, на всякий случай. Молодцы! Реджеп все-таки немного волновался, когда мы подходили к хорошо замаскированному слабому костру у входа в землянку, где нас поджидал комиссар с группой бойцов.
— Черт собачий, где пропадаешь? — накинулся на меня Серафим. — И нужно было пускаться одному, на ночь глядя…
— Виноват, товарищ комиссар! — я пожал ему обе руки, понимая волнение друга. — Больше не повторится. А пока все прекрасно: вместо браунинга, видишь, имеем два карабина, плюс новый боец, товарищ Реджеп, знакомьтесь. Это — не считая пленного.
— Ну, ну, — Иванихин стиснул мне плечи, он был рад, что все обошлось. — Обмен в нашу пользу, ты прав.
Реджеп с двумя нашими бойцами увел пленного. Ишбая мы направили найти человека, хорошо читающего написанное арабскими буквами. Наш грамотей, Юсуф Саиди, был ранен и в рейде не участвовал. Ишбай привел двоих, учившихся в мектсбе. Притом один, по имени Мустафакул, оказался потомком арабов, издавна живших вблизи Карши. Мустафакул с детства знал арабский язык, неплохо понимал также по-персидски. Все вместе мы долго разглядывали конверт. Надпись на нем гласила: «Хаджи-ишану, наивысшему среди всех». Услышав это, Серафим протянул руку:
— Дай разорву! Сейчас узнаем, что доносят бандитскому святоше.
Но у меня тотчас явилась другая мысль. Я остановил руку комиссара:
— Погоди. Может, удастся доставить Хаджи-ишану это послание невредимым… Хорошо бы прочесть, но и конверт оставить целым.
— А, понимаю! — Серафим приоткрыл дверь землянки, окликнул Ишбая: — Приготовь кипятку покруче, принеси. Сейчас вскроем, лучше не нужно. Есть такой способ, использовали в свое время…
Когда Ишбай принес полный кумган еще клокочущего кипятку, Серафим откинул крышку, поднес конверт и, минут пять держал над горячим паром. После этого конверт расклеился сам собой.
Вот что было написано на листе бумаги:
«Во имя аллаха милостивого, милосердного. Вам, Хаджи-ишану, пиру нашему, охранителю, устоев истинной веры, оплоту всех больших и малых, тяготеющих к. Керкинскому бекству, а также Гер-сердару, стоящему у правой руки Вашей, военачальнику, разящему мечом веры.
Велением господа к нам в руки попал человек из войска урусов. Зовут Нобат, родом из Бешира. Он много лет отсутствовал, оказывается, поступил на службу к богопротивным большевикам. И теперь явился, чтобы вредить нам, мутить неразумных и порочных. Слава всевышнему, он в наших руках, и мы отправим его в преисподнюю, о чем считаем долгом Вас уведомить. Но, на основе имеющихся у нас сведений, следует предполагать, что подобных людей еще немало в двигающихся против нас войсках урусов. Будьте настороже, такие люди чрезвычайно опасны, ибо знают здешние места, и урусы пользуются их услугами. Послание направляет Курбан-бай, один из Ваших воинов. Писал секретарь Аллаберен-молла».
— Видал? — подмигнул мне Серафим, он понял почти все, без перевода.
— Вот я и доставлю почтенному ишану послание верного воина, — сказал я комиссару, когда мы остались одни.
— Опять? — Иванихин даже привстал на кошме. — Ну, хоть не один отправишься на сей раз?
— Ишбая возьму, если не возражаешь.
— Что с тобой делать…
Мы обсудили детали операции. Письмо давало возможность проникнуть в логово врага, в один из его руководящих центров. Узнать меня в лицо там не могут — не видели с детских лет, если даже окажутся беширцы. Важно было хотя бы приблизительно определить численность вражеских сил, увидеть окружений ишана, месторасположение его «штаба». Гер-сердар? Это что за фигура? В первый раз слышим, и следует о нем все разузнать…
Так, значит, Курбан успел и посланца своего направить к «начальству». Наутро мы допросили пленного — в прошлом кладбищенского вора. Поняв, что запираться бесполезно, он все рассказал.
… Втроем — я, Ишбай и Мустафакул, одетые кое-как, с хурджунами, ножами — будто простые дайхане — мы на рассвете подошли к паромной переправе. Она действовала как и в мирные времена Народу съехалось порядочно — на том берегу, в ауле Пальварт, где разместился с главными силами Хаджи-ишан, в этот день собирался большой базар.