Николай Петрович Егорычев, наш доктор, приехал в Керкичи, чтобы принять медикаменты, полученные по уже восстановленной железной дороге. Я спросил его: не сможет ли он съездить в Бешир, посмотреть Донди? Он сразу согласился и, завершив дела, отправился к нам в аул с Ишбаем и своим вестовым.
— Можешь теперь устраивать свадьбу! — сказал Николай Петрович, когда все трое возвратились сутки спустя в Самсоново, где я их поджидал. — А еще недели через две и вовсе снимем перевязку.
— Ай, и счастливый же ты, товарищ командир! — и тут вставил свое Ишбай. Конечно, это он по дороге рассказал доктору о наших с Донди планах. Но я не сердился на парня: такую тайну все равно не скроешь.
Прошло еще дня три. Представителя из Чарджуя ожидали в Ходжамбасе с часу на час. Я, наконец, решился: рассказал Серафиму о приготовлениях к свадьбе у нас дома, и мы вдвоем надумали послать в Бешир Ишбая с бойцом, чтоб передали моей матери и всем близким: готовьтесь, вот-вот я с друзьями приеду, в тот же день — той. Нужно заранее пригласить бахши поискуснее, а муллу не следует звать; все необходимые обряды выполнит один из старших родственников-мужчин. Подарки, все, что требуется, пусть покупают, держат наготове. Серафим буквально навязал мне взаймы крупную сумму денег из своего содержания, бухарскими тепьгами и туркестанскими дензнаками. Я их передал Ишбаю для матери. Средств, по моим расчетам, теперь должно было хватить.
Я только впоследствии узнал, какую бурную деятельность развили после отъезда Ишбая мои родичи, ближние и дальние, да и соседи. Мужчины сейчас же собрались на совет. Решили из каждого семейства выделить по одному-двух баранов, муку, рис, овощи, а также ткани, пряжу, украшения, ковры, кошмы, посуду, топливо. Молодежь и женщины должны были сообща трудиться на подготовке пиршества.
Такая щедрость, всеобщее участие объяснялись тем, что я, сын Бешира, являлся человеком заслуженным; уважаемыми людьми считались также мои покойные отец и дед. Теперь их не было в живых, и свадебный той семьи стал как бы делом всех родственников. Когда о совете старейшин узнали на других концах аула, многие вовсе незнакомые односельчане приходили к моей матери, приносили кто что мог, иные только горсть серебряных монет, моток шерсти, бязевый чистый платок, просили принять от них в дар. Конечно, все они получали приглашение на свадьбу.
А еще на совете выступил теперь уже совсем седой Эрджик — добрый садовник, у которого мы с мальчишками некогда воровали урюк и дыни. Он оказался дальним родственником Донди по матери. Старик сказал:
— Пусть этот той станет праздником и для Нобат-джана с его нареченной, и для всех людей Бешира, и для друзей Нобата — красных аскеров, которых мы должны благодарить за освобождение. Уважаемые! Я готов от вашего имени отправиться в Ходжамбас, передать наше приглашение на той красным воинам. Пусть они иноверцы — это наши истинные друзья. Согласны ли вы?
Старейшины изъявили свое согласие. Эрджик и еще двое его сверстников стали собираться в путь.
Тем временем в Ходжамбас приехал на сером ишачке мой старый знакомый Сапар-ага. Он прибыл, чтобы повидать меня. Дело в том, что еще до начала боев под Самсоново — Керкичи я отпустил его в Бешир. Сапар попросил об этом, сославшись на чрезвычайно важные обстоятельства и пообещав возвратиться дня через три. Тогда он, однако, так и не вернулся, а мне было не до него. И вот бывший узник зиндана стоял передо мной, немного смущенный, но, сразу можно заметить, — счастливый, будто даже помолодевший:
— Нобат, ты не сердись на меня. Такое дело, понимаешь…
— Ладно, чего там. Рассказывай. Вижу, какая-то радость у тебя.
— Да, Нобат! Женился, понимаешь… Девушка моя отыскалась. Помнишь, я говорил тебе о ней, когда сидел в зиндане? Не дал тогда баю жениться на моей Язбиби… Ну, вскоре отец ее умер, дядя увез к себе в другой аул. Хотел и он выгодно сбыть сироту, с местным баем сговорился, да оба померли от холеры. Язбиби к своей бабушке ушла, следы ее затерялись. Обо мне и слуху нет. Только вот добрые люди мне передали: девушка, дескать, ждет тебя, поезжай скорее туда-то… Я поехал. Тебе тогда не сказал, не знал, чем еще это кончится. Прибыл на место, вижу, старуха при смерти. В общем, сладили мы той небогатый, родственники дальние помогли. У них я жену свою и оставил… И так мне было горько, что нет рядом тебя, моих новых друзей, воинов свободы! Прости уж меня, что покинул и трудный час, да ведь и сироте помочь надо было.