«Не беда, что оба вожака не ладят меж собой, — размышлял в пути Молла-Алтыкул. — На всякий случаи можно обоих склонить на нашу сторону. Люди вольные, необузданные. Ненадежные… Один не согласится — другой останется с нами заодно. Поможет исполнить, что замышляем, тогда от него и избавиться не грех».
Джигиты Азиз-Махсума оказались не такими беспечными, как у Клыч-Мергена. К их стану в глубине песков, за впадиной Джейрели, Молла-Алтыкул не сумел приблизиться незамеченным: еще за версту угодил в засаду. Путников окружили, угрожая винтовками, спешили, завязали глаза… Оробевшего муллу поставили перед самим Азиз-Махсумом и только тогда сняли с глаз повязку.
— Чем могу служить уважаемому гостю? — с усмешкой в глубоко запавших карих глазах спросил высокий плечистый незнакомец в простом халате и черной папахе из нестриженого барашка. Молла-Алтыкул тотчас признал в нем предводителя. А тот продолжал: — Уж извините, мои джигиты не ожидали встретить столь почтенного господина в нашей каракумской глуши…
Собравшись с духом, Молла-Алтыкул представился, затем учтиво спросил, — притворяясь, будто не догадался, кто перед ним. И далее, уже за чаем, изложил цель своего визита, причем в обмен за вооруженную поддержку против Салыра пообещал помощь своих влиятельных друзей Азиз-Махсуму в том, чтобы сделаться единовластным хозяином в песках по левому берегу Аму. Хитроумный мулла не поскупился на красноречие, по, к величайшему своему удивлению, получил вежливый, непреклонный отказ.
— Нам, худородным, — с кривой усмешкою на губах заявил Азиз-Махсум, — не пристало равняться с караулбеги да мирахурами.
Миновала неделя, другая. Дни поспешали один за одним. И сегодня уже не увидишь того, что видел всего только вчера… К двадцатому января сообщники договорились начать новый поход против Салыра. Но спустя некоторое время многие отказались выступать. Сам Абдурахман-караулбеги, дотоле верный союзник Мамедши-мирахура, известил, что в поход выступить не сможет.
Изменилась обстановка и в Бешире. Как мы знаем, отряд самообороны принял участие в неудачном походе против Салыра, хотя партийная ячейка была против. Правду сказать, те из джигитов, которые оставались верны своему революционному долгу, в ответственный момент похода способствовали тому, чтобы план его зачинщиков не удался. Но были среди них и другие… С них, а также с самого Аллакули теперь не спускал глаз секретарь ячейки Бекмурад Сары. И когда получил точные сведения, что начальник отряда, коммунист, по-прежнему якшается с эмирскими последышами Мамедшой и Абдурахманом, что все они замышляют новые братоубийственные стычки, — решил действовать без пощады и промедления.
Коммунистов — членов ячейки Бекмурад подготовил заранее: Съездил в Керки, вернулся вдвоем с уполномоченным окружной ЧК. На партийном собрании, о котором его участники были оповещены всего за час, единогласно решили: начальника отряда самообороны в Бешире Аллакули Сеитгельды с должности снять немедленно. Не ожидавший этого Аллакули даже затрясся от возмущения и пожелал немедленно отправиться в Керки — жаловаться. Его охотно отпустили вместе с приезжим уполномоченным, прикомандировав для верности еще двоих из ячейки.
Внезапно лишившись столь сильной поддержки, Абдурахман-караулбеги решил устраниться, пока не поздно.
Но Мамедша-мирахур, ободренный успехом миссии Молла-Алтыкула, не оставил задуманного и к своим сторонникам разослал гонцов с вестью: собираться у Коне-Фазыла.
И вот людно сделалось на дорогах, ведущих в глубь Кизыл-кумов. Протоптанными тропками поспешали всадники, двигались, названивая бубенцами, верблюжьи караваны. Сам «командующий», Мамедша-мирахур, прибыл со свитою до общего выступления. При первой же встрече Молла-Алтыкул сообщил: запаздывает Клыч-Мерген с отрядом.
Тревожился Молла-Алтыкул, нетерпеливо поглядывая в сторону запада. Внезапно от сердца отлегло: пыль взметнулась над дорогой. Идут! В самом деле — не успел запыхавшийся дозорный доложить, что приближается отряд всадников, как из облака пыли сперва показалась пика с конским хвостом, за ней — лошадиные морды и гривы, над ними — всадники в черных и коричневых папахах.
Полчаса спустя, после взаимных горячих приветствий, почетный гость восседал вместе с хозяевами в просторной белой юрте, поставленной чуть на отшибе. Когда гости и хозяева, опустошив блюда с пловом и облизав ладони, откинулись на подушки, Молла-Алтыкул позволил себе напомнить:
— Ты вовремя прибыл, достойный Клыч-Мерген. Сегодня пусть твои джигиты отдохнут и подкрепятся, а завтра — выступать…
— Ох-хо-хо! — расплылся в довольной улыбке гость. — Мы премного благодарны вам, почтеннейший мулла, и вам, благородный Мамедша, за любезный прием. Джигиты наши, как нам докладывают, также весьма довольны. Но примите в расчет: мы целых пять дней провели в пути. Притомились кони, да и людям нужен отдых. Дней хотя бы пяток, чтоб силы восстановить. Вы согласны?
У Моллы-Алтыкула и Мамедши разом вытянулись лица, потухли глаза. Пять дней?! Да за это время не только в Керки, в самой Бухаре проведают, что затеяли они здесь, в Кизылкумах! И Салыр, конечно, тоже не дремлет…
Первым собрался с мыслями Молла-Алтыкул.
— Мы не понимаем тебя, отважный Клыч-Мерген, — заговорил он, кося глазом на Мамедшу-мирахура, незаметно грозя ему пальцем, чтобы молчал, не вмешивался. — Отдых воинам накануне сражения необходим. Однако… Мы назначили срок. Наши сторонники лишь с учетом этого срока запаслись продовольствием, кормом для коней и верблюдов. Три дня, дольше ждать невозможно.
— Да, да! — взволнованно заговорил Мамедша. — Только три дня. Иначе все может расстроиться.
Пока они высказывались, Клыч-Мерген обдумывал, как ему поступить. Все складывалось в точности по его предположениям. На пять дней они, конечно, не согласились бы. А трех дней ему вполне достаточно, чтобы осуществить собственные замыслы, о которых никто пока не должен догадываться.
— Ну что ж, — он выпрямился, протянул руку к пиале. — Ради успеха общего дела мы готовы сократить время отдыха. Три дня — хорошо!
Трехдневная отсрочка общего выступления, предложенная Клыч-Мергеном, оказалась на руку тому, против кого замышлялся поход.
Догадлив был Салыр-непромах. Живо смекнул, что в стане его противников — как и в первый раз — нет единодушия. Про Бекмурада Сары и его людей он тоже слышал, по с ними завязывать сношения опасался. А вот Клыч-Мерген… Чуть не до рассвета Салыр совещался с Одели, верным помощником и другом. Решили: с Клыч-Мергеном начать переговоры. Человек, подходящий для этого, у них имелся. То был Молла-Язмурад, их надежный сторонник, а главное, близкий человек самого Клыч-Мергена, его шурин — брат жены, правда, покойной. Многочисленные родственники Клыч-Мергена после снятия осады Керки бежали в Афганистан, а Молла-Язмурад остался. Жил в Бурды-лыке, потом перебрался в Кизылкумы. Промышлял тем, что изготовлял и продавал «священные» амулеты.
К нему-то и поспешил расторопный джигит с письмом Салыра, которое следовало без посторонних глаз вручить лично Клыч-Мергену.
«Высокочтимому Клыч-Мергену, нашему старшему брату, от меня, младшего брата, Салыра Абдыкель-оглы, салам! Вы пришли воевать с нами, а война без крови не бывает. У вас всадники с оружием, и у меня тоже. К чему нам проливать братскую кровь? Если вам стало тесно в Каракумах, так и быть: можете неделю занимать все дороги и тропы между Коне-Фазылом и Бе-широм. Что попадет в руки — все ваше. А когда отправитесь на левый берег Джейхуна, обещаю: ни одному человеку из войска Мамедши-мирахура не дам увязаться за вами следом. В этом клянусь, и если нарушу клятву, то — да надену я траур по моим потомкам! Ответ вручите тому, кто доставит вам это письмо. С низким поклоном ваш младший брат Салыр».
С грузом амулетов, немногословный, хилый с виду, но энергичный и пронырливый Молла-Язмурад оседлал пегую кобылицу и пустился в дорогу. Вскоре без происшествий добрался до своего родственника. И был встречен им с большим почетом. Клыч-Мерген был озабочен нежданным появлением Молла-Язмурада, которого не видел почти год. Но уже после первых взаимных приветствий, расспросов о здоровье, о знакомых, родичах, затем о цели визита, сердце у него запрыгало от радости: все складывалось именно так, как он предугадывал.