Передел конфискованных земель уж проходил полным ходом, здесь распоряжались местный исполком и батрачком; Нобат только установил над этим партийный контроль. А вот подготовкой выборов и развертыванием политучебы предстояло заняться вплотную, и не откладывая.
Срок выборов в Советы был указан достаточно отдаленный, поэтому сперва все внимание Нобат решил сосредоточить на политучебе.
Как предписывала директива, райком партии обязал всех активистов в каждом ауле создать кружок политического самообразования. И для начала проводить обязательную читку республиканской газеты «Ахбар»[14], которая стала поступать в район и рассылаться по аулам. Далее, неизменно обсуждать в своем кругу каждое инструктивное письмо райкома, получаемое местной ячейкой, по вопросам текущей внутренней политики. В дополнение к этому райком планировал выезд в ячейки с докладами как самого секретаря, так и работников райкома и исполкома — их число должно было со дня на день пополниться товарищами, которых обещали прислать из центра.
Какая это трудная работа — политическое просвещение людей, среди которых и грамотных-то единицы, людей с грузом вековой приниженности, духовной слепоты и косности, — Нобат вполне уяснил после первой же встречи с активистами Ходжам-баса. Пришло много беспартийных дайхан — это радовало. Задавали вопросы, он отвечал. Но среди вопросов немало оказалось и таких, на которые, Нобат честно признался и этим только поднял свой авторитет, — ответить он пообещал лишь после визита в окружной центр. К примеру, дайхане спрашивали, будет ли власть отбирать и отдавать беднякам наделы земли и воды крупных баев, хотя бы сами баи оставались лояльными. Могут ли беспрепятственно вернуться в родные места люди, по несознательности бежавшие за рубеж, но не поднимавшие оружия в защиту свергнутого эмира? Поможет ли власть семенами будущей весной? Нет ли опасности, что вернется эмир с войсками? Ведь слышно, что в Восточной Бухаре все еще действуют крупные силы его сторонников… А каково положение в Советском Туркестане, в России? Больше там не голодают дайхане, как еще недавно? И еще было объявлено, что болен самый главный урус-большевик — Ленин; поправился ли он?
Подобные же вопросы Нобату задали и еще в трех аулах, где на беседу тоже собрался довольно многолюдный актив.
— Очень хорошо, что сразу приехали! — поздоровавшись и усаживаясь в кресло, похвалил Нобата Ефимов, когда они после месячного перерыва опять встретились, на сой раз в окружкоме партии. — Медлить с ответами на вопросы дайхан никак нельзя. Знаю, что трудно, все знаю, дорогой мой! И мы думаем, как помочь… Сейчас… погодите, позвоню, очень кстати…
Он принялся крутить ручку телефона. Нобат сидел расслабившись — отдыхал после долгих часов тряски в седле. Немного пыла раненая нога — часто в последнее время приходилось ездить верхом. За окнами раскачивались от ветра голые, понурые деревья. Зима… Как там Донди?
Когда Ефимов, наконец, соединился с исполкомом, он проговорил всего пару слов: «Присылайте. Да, для Ходжамбаса… Ждем!»
— Сейчас дадим вам подмогу, — пообещал Нобату, положив трубку.
Минут через пять в кабинете приотворилась дверь.
— Заходите! — пригласил Ефимов.
На пороге стоял человек, невысокий, узкоплечий, в полувоенной одежде, фуражка на голове. Молодой, черные усики только пробиваются на смуглом, скуластом лице. По виду узбек.
— Знакомьтесь, — Ефимов поднялся. — Эргашев Гулам, командируется в ваше распоряжение.
Затем он представил Нобата; они с вошедшим обменялись рукопожатием.
— Ну, товарищ Гулам в дороге о себе расскажет. Давайте, друзья, не медлите — в путь!
Простившись, Нобат с новым знакомым завернули в чайхану Латифа — пообедать, забрать пожитки Эргашева. Выяснилось: он чарджуйский, был чернорабочим на речной пристани. Член партии с девятнадцатого, участвовал в штурме бекской цитадели. Окончил курсы партийных пропагандистов. Назначен в Керки, отсюда в Ходжамбас. Холост, мать осталась в Чарджуе, младший братишка подался в Ташкент учиться.
Похоже, оба они — Нобат и Гулам — остались довольны знакомством. Только к седлу оказался непривычен новый работник райкома, потому на обратный путь до Ходжамбаса затратили времени вдвое больше того, что требуется опытному всаднику.
— Придется, друг, тебя подучить, — шутил Нобат в дороге. — Ничего, привыкнешь скоро! У нас куда ни задумал отправиться — только верхом…
Гулам Эргашев, назначенный в райком завотделом политпросвета, оправдал добрые надежды Нобата, зародившиеся уже в первые часы знакомства. Парень совсем молодой, но серьезный, скромный, притом энергичный, исполнительный. Подготовлен хорошо — видно, что на курсах времени даром не терял. Вскоре он представил на бюро свой план развития сети политучебы; главным в нем была подготовка низовых инструкторов, руководителей кружков из числа местных коммунистов. Терпеливо выявлял Эргашев в аульных ячейках тех, кто не только грамотен, а еще и обладал задатками пропагандиста, был любознателен, пользовался авторитетом у людей. Немного времени спустя, уже летом, Нобат лично проверил работу нескольких аульных кружков политического самообразования, и результаты были налицо. Дайхане в аулах полюбили молодого политпросветчика, баи же — люто возненавидели. Как-то ночью стреляли ему вслед, хотя и безуспешно, когда он верхом возвращался в районный центр после занятий в кружке.
Тем временем раздел земель был завершен. Подошла пора широко развернуть кампанию по выборам в Советы народных депутатов.
Конституция Бухарской НСР, подобно Конституции Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, предусматривала выборы при открытой подаче голосов; лишались избирательного права лица, занимавшие правительственные посты при эмирском режиме, осужденные за пособничество контрреволюционерам, а также высокопоставленные служители культа. Низовая, самая массовая категория народных депутатов — депутаты аульных Советов. Их нужно было избрать в первую очередь. Окружной исполком распорядился создать в аулах избирательные комиссии, а также приступить к составлению списков избирателей.
В связи с этим вновь обострилась, только в скрытой форме, классовая борьба.
Прежде всего, крупные баи, сохранившие значительную долю былых богатств и влияния, живо сообразили, какую роль в развертывающейся кампании призваны сыграть избирательные комиссии в аулах. И постарались употребить все средства и способы, чтобы протащить в эти комиссии своих ставленников. Кое-где им это удалось. Но несравненно больше было случаев, когда козни богатеев и мусульманских святош с позором для них разоблачались аульными активистами. Актив же в каждом ауле сделался теперь многолюдным, объединяя коммунистов и комсомольцев, сочувствующих, а также членов батрачкомов, товарищества дайхан по совместному использованию средств и сельскохозяйственных материалов, доставляемых властью, по централизованной закупке товаров.
Нобат наравне со всеми работниками райкома партии и райисполкома в эти дни не знал отдыха. В самом Ходжамбасе почти никто из них не показывался по неделям. Главного внимания требовали аулы, удаленные от центра, в стороне от дорог, там и приходилось проводить больше всего времени.
Тревожная обстановка сложилась в Бешире.
Замысел Нобата и Бекмурада — подготовить из Джумакулчи Бабаева кандидата на пост председателя аульного Совета — не удался. Джумакулчи, ставший председателем местного ширкета, поначалу хорошо зарекомендовал себя и на новой работе. Но в конце концов все же угодил в ловушку, искусно расставленную баями, авторитет его в массах оказался подорванным. Перед самыми выборами в райисполкоме не нашлось подходящего кандидата — кому возглавить аулсовет в Бешире. Обстоятельство это особенно огорчало и тревожило Нобата.