— Может, сразу и свалим? — крикнул замерзший Лисков.
— Делай, как сказано, — ответил шеф, пересиливая шум реки. — Подруби, но оставь на два пальца!
На этот раз Эмик хотел действовать наверняка. Машина вместе с шофером должна рухнуть в реку. «Попутчик» больше не жаждал встречи с противником с глазу на глаз, чтоб свести счеты. Таких медведей, как Иван Сажа, следовало бить исподтишка, не то могли и подмять.
Далеко, на высоком темном полотне гор, которое закрывало тусклое небо, как занавес, показалось светлое пятно. Оно медленно ползло по склону.
— Руби быстрее! Давай следующую опору, ты, лапоть!
— Занемел я, — донеслось из-под моста.
Шеф выругался и, проклиная Ивана, полез в воду. Ты настойчив и упрям, Иван Сажа, но и Эмик не лыком шит.
Он бил в стойку с таким остервенением, словно перед ним был сам шофер.
Через четверть часа мост был подрублен, пролет едва держался на высоких опорах. Казалось, настил колышется под напором реки.
Тяжелая машина должна завалиться как раз на середине моста. Шеф уже видел в своем воображении картину: рушатся стойки, настил, река подхватывает обломки, крутит и среди хаоса и треска — перевернутый грузовик, заключивший в смятую кабину этого кретина, этого тупицу, который дерзнул сопротивляться ему, Эмику.
Вдвоем с Дисковым они выбрались на берег. Сквозь шум воды был слышен рокот мотора. Машина приближалась к реке.
— Отогреемся в зимовье, — сказал Эмик сообщнику. — Да и девица нас ожидает.
Тайга, ночь, безлюдье давали ему ощущение неограниченной власти и безнаказанности. Сегодня он сам устанавливал законы, сегодня он был судьей и исполнителем приговора. Черт возьми, это была жизнь!
— Смотри! — воскликнул вдруг Лисков.
Над зубцами гор, словно бы небесным отражением автомобильных фар, разгоралось белое пятно. Горная цепь под ним стала угольно-черной и обозначилась резче. Эмик, забыв о стылой одежде, прилипшей к телу, глянул на пятно света, расползавшееся, словно клякса на промокашке. На секунду ему почудилось, будто к Змеиной речке, снижаясь, летит самолет. Неужели этот пилот…
— Фу ты, черт, — сказал он через минуту.
В просвет между расплывавшимися облаками выползла ослепительно чистая, умытая ветрами луна.
И тотчас на земле выросли четкие тени, заблестели валуны на берегу, настил моста превратился в белую, словно бы крытую берестой, дорогу. Пятна снега отливали голубизной.
— Прячься, — скомандовал Эмик.
Но они не успели, как было задумано, скрыться в теплом зимовье и переодеться. Фары скользнули по галечнику. Машина въезжала на берег Змеиной речки.
Сообщники притаились за большим валуном. Они видели, как Иван залил воду в радиатор и осмотрел берег. Кажется, шофер был настороже.
— Замерзнем, — сказал Лисков, приникнув губами к уху своего наставника. — Ты сказал, что сразу «сделаешь» его. А теперь что?
Эмик с удовольствием влепил бы дружку затрещину, чтобы подавить бунт в самом зачатке. Но он не мог и пошевельнуться: шофер, казалось, смотрел прямо на валун.
Эмик сжал зубы.
«Ну погоди, погоди, парень. Доберемся и до тебя и до твоей девчонки. Ты не знаешь Эмика. Он справлялся и не с такими, как ты. Недаром в шайке ему доверяют самые рискованные поручения. Немного выдержки, и все будет в порядке».
— Я с-сейчас встану, — простонал Веня, с трудом протискивая слова сквозь зубы. — Я больше не-не могу, замерзаю…
— Заткнись, — свистящим шепотом ответил Эмик. Его рука скользнула за голенище, и Лисков почувствовал, как острая сталь легонько проткнула стянутую холодом кожу.
— Теплее? — спросил шеф.
Ненавистный шофер, держа наизготовку ружье со свисающим ремнем, взошел на мост. Склонившись, он посмотрел на воду, сверкавшую, как мятая фольга, на ломаные осколки заберегов, несущиеся через буруны.
— Стреляй в него, — прошептал Лисков.
— Спокойнее…
Иван вернулся к машине, и через минуту грузовик въехал на мост.
Перестрелка
Ночь сопротивлялась машине. Она отодвигала свой полог, уступая яркому свету фар, но подбрасывала на дорогу все новые и новые препятствия.
Иван то и дело останавливал грузовик, чтобы стащить с колеи ствол лиственницы или расчистить сползшую со скалы осыпь. Это была работенка для двужильных людей.