Сзади раздалось размеренное шарканье.
– Смотри, я продукты по списку привезла, как ты и просила. Только сосушек не нашла с кока-колой – фруктовые вместо них взяла.
– Вот спасибо.
– А это мама пирожки передала, – Полина достала из рюкзака контейнер.
– О, как хорошо! Пирожки у твоей матери отличные выходят. Ничего не хочу сказать. Чайник ставить? Может, поешь? Время-то обеденное.
– Да я не голодная.
– Хоть чаю попей.
– Да нет, поеду я, наверное.
– Никогда ты у меня не обедаешь. Брезгуешь, наверное, у старой тётки есть.
Полине стало неловко.
– Ну давай попьём чаю.
– Вот это разговор! Я сейчас и бутербродов нарежу, у меня там колбаска ещё осталась. Ты такую ешь?
– Такую? – присмотрелась. – Ем. А сыр будет? – с притворной серьёзностью уточнила девушка.
– А как же! – победно развела руками тётя Соня.
– Давай я чайник поставлю. А ты посиди пока, отдохни. Всё утро небось на огороде? – отвлекая тётку разговором, она украдкой сполоснула пыльные кружки.
– Да я потихоньку: поработаю – полежу, ещё поработаю – ещё полежу…
– И это правильно. А где точилка для ножей?
– Там внизу посмотри. – Открыла контейнер с пирожками. – Ох, красивые какие! – Откусила один. – И вкусные. Будешь?
– Это я тебе привезла – ешь! Я свою долю уже съела.
– Вот и молодец! Ох, хороши пирожки. А у меня, знаешь, какое блюдо коронное?
– Грибочки маринованные?
– И это тоже. А знаешь, какую я шарлотку пеку? Пальчики оближешь. Она у меня воздушная получается. Во какая! – показывает большой палец. – Только вот… тебе мать не рассказывала, как к ней сюда свататься приходили?
– Да вроде не припомню, – Полина разлила чай и села собирать бутерброды.
– На вон, на колени постели, чтоб не уделаться, – протянула вафельное полотенце тётя Соня.
– Да не надо, я аккуратно ем.
– Знаю, что аккуратно, это ж я тебя учила. Но ты всё равно постели.
Полина послушалась.
– Так вот пришли к твоей матери свататься всем ихним семейством. А у нас тут с утра дурдом: надо порядок навести, еду приготовить, чтобы всё в лучшем виде. Нас четверо детей – у каждого своё задание. Что там у других было я не помню, врать не буду. А мне поручили шарлотку испечь на десерт, так сказать, удивить сватов. А все ж торопятся, нервничают. И вот отец, дед твой, стоит и бубнит, и бубнит надо мной, подгоняет, а у нас раньше всё хранилось в одинаковых мешках. Так я взяла и перепутала муку с крахмалом, а заметила поздно – уже испеклась она. Стыдно было! Представляешь?
Полина понимающе кивнула. Ей и представлять не нужно было, она прекрасно знала, каково это – переволноваться и испортить что-то в самый ответственный момент. И мама её знала. И все в этой семье.
– А отец твой какой красивый в молодости был, сейчас-то я не знаю, а тогда красивый был, ничего не хочу сказать. Не то что Петька, сосед наш, помнишь его? Через два дома жил с тёть Шурой. Вот был коши́ный обморок.
– Какой обморок?
– Коши́ный.
– Это как?
– Ты что, не знаешь такого слова? Ну, худой такой страшный… Одним словом, коши́ный. Как тебе ещё объяснить?
– Коши́ный, – задумчиво повторила Полина. – Это в смысле худой, как Кощей?
– Почему Кощей? – Тётя Соня было опешила, но быстро сообразила и зашлась заливистым смехом. – Да ты что?! Коши́ный – ну, кошкин. Худой, как тощие коты по весне. Кощей! Скажешь тоже, – она утёрла проступившие слёзы и кивнула в сторону чашки. – Пей, а то остынет.
Сзади что-то громко ухнуло. Девушка вздрогнула.
– Да не бойся ты. Это Жанка.
Полина посмотрела в окно: на подоконнике с внешней стороны сидела чёрно-белая кошка и жалостливо вылизывала переднюю лапку.
– Ой, она внутрь просится? Поранилась, что ли?
– Да ну её дебильную!
– Почему дебильную? Нормальная, вроде, кошка.
– Она придуривается, а как пущу её в дом, она все свои дела по углам делает. Да где это видано, чтоб коты на улице гуляли, а гадить домой приходили. Умумукалась я подтирать. А помнишь у нас жил Тимоха? Красивый такой сиамец. Что ты с ним только ни делала: и в коляске катала, и как воротник носила, и за хвост таскала – а он ни разу тебя не ободрал. Понимал, мол, ребёнок – нельзя трогать…
Полина не слушала. Она внимательно разглядывала лицо своей тёти и видела в нём всех, кто когда-то жил в этом доме – всю их большую некогда семью, всех, кого давно и внезапно не стало, всех, кто жил задолго до неё… И вдруг оказалось, что дом – это не плитка с лебедями и даже не жёлтые стены с розовым фундаментом.