Мейбл оглянулась. Тереза стояла неподалеку, ее атласное белое платье так и светилось на солнце — под стать глазам, сияющим от радости.
— Знаешь, Джо. Иди-ка пожелай жениху счастья в день его свадьбы. — Наклонившись, Мейбл убрала с лица сестренки влажную прядку белокурых волос. — Тереза и Даниэль так любят друг друга.
— Ой-ой-ой, только не надо сантиментов! Ты же не веришь в любовь до гроба, сама говорила!
Порывисто вскочив, Джоан метнулась в сторону и налетела на Эрнеста, пробиравшегося к ним через толпу с подносом. Бокалы упали на землю, а шампанское вылилось за шиворот одной из мрачных тетушек.
— Ну, держись, — шепнула Эрика на ухо старшей сестре. — Сейчас что-то будет!
— Джоан, как ты могла? — вскричала тетя Фанни, оборачиваясь и багровея.
— О Боже! Тетя, прости…
— Глупая девчонка, ты испортила мое лучшее платье!
— Я не хотела, это вышло не-нечаян-но… — Щеки девочки пошли красными пятнами, и она расплакалась.
Мейбл вскочила, собираясь кинуться на помощь, но Эрика силком усадила ее на стул.
— Погоди, пусть шафер потрудится.
Эрнест положил руку на вздрагивающее плечо девочки и начал старательно вытирать ей слезы платком. При этом он что-то прошептал тете Фанни, та успокоилась и даже натянуто улыбнулась Джоан. Девочка перестала плакать. Бросив шутку гостям, Эрнест заставил их засмеяться и вернуться к своим тарелкам и бокалам. Появились двое официантов, а одна из родственниц помогла привести наряд тети Фанни в пристойный вид.
— Кажется, беда миновала, — прошептала Эрика. — А твой Эрнест иногда бывает чертовски мил.
— Мой Эрнест? Ужасно смешно!
— А я вот все вспоминаю то лето, когда вы познакомились. Вы тогда глаз друг с друга не сводили, — продолжала Эрика. — Мы всюду ходили толпой, а вы всегда пытались уединиться. Как он смотрел на тебя — будто собственник, хозяин… Хотя мне казалось, что в его взоре светилось нечто большее…
— Эрика, прекрати, ради Бога! — вскричала Мейбл, покраснев. — У тебя просто разыгралось воображение!
Оглянувшись, она увидела, как Эрнест и Джоан, обменявшись заговорщическими улыбками, исчезли в толпе. Через несколько минут девочка уже стояла у навеса, держа пачку поздравительных телеграмм — она подавала их Эрнесту, а он зачитывал вслух.
Мейбл взяла еще бокал шампанского. Да, он мог быть добрым и внимательным — она прекрасно это помнила. В то чудесное лето Эрнест поначалу никак не выделял ее среди сестер. Потом стал проявлять интерес, рассказывать о работе, стремился остаться с ней наедине. А Мейбл всеми силами старалась контролировать свои эмоции, может быть, поэтому и не сразу заметила, какие чувства испытывает он по отношению к ней… Но как бы то ни было, физическое притяжение между ними росло — неважно, находились ли они посреди оживленной толпы или брели по пустынному берегу…
Однажды на пляже она порезала ногу об острый обломок раковины, и Эрнест помог ей добраться до виллы, даже нес ее на руках, чтобы избавить от утомительного подъема по каменной лестнице.
Мейбл закрыла глаза, вспоминая. На загорелом Эрнесте были лишь выцветшие синие плавки, мышцы напряглись от усилия. Он прижимал Мейбл к своей груди, а с ее ступни капала кровь… Эрнест внес ее в гостиную, осторожно опустил на диван и посмотрел так, что у нее закружилась голова. Когда он наклонился, она затаила дыхание, дрожа от робости и предвкушения, ожидая, что его губы вот-вот коснутся ее губ.
Он провел рукой по влажным волосам Мейбл… Но тут в комнату вбежали ее мать и средняя сестра. Все окончилось, не успев как следует начаться.
На следующее утро Эрнест уехал на несколько дней, а когда вернулся, на острове уже появился жених Надин, начавший чуть ли не в открытую преследовать Мейбл…
— Единственный недостаток подобных приемов, — прокричал Эрнест, перекрывая музыку, — в том, что никто не знает, когда нужно закругляться!
Он снял пиджак и галстук, после танцев волосы у него растрепались. Танцевал он с Джоан, с сестрой Даниэля Констанс и еще со множеством других дам. Теперь Эрнест направлялся к Мейбл, и деваться той было решительно некуда. Однако он улыбался так, словно протягивал оливковую ветвь мира.
— Если я когда-нибудь получу предложение выйти замуж, то теперь знаю, как поступлю: выслушаю все положенные речи — и на самолет, куда подальше.
Эрнест в упор посмотрел на Мейбл.
— На Мальорку?
Она вздохнула — неужели снова начнутся упреки? Но тут, на ее счастье, мимо проходил официант, и она взяла с подноса стакан апельсинового сока со льдом. Эрнест предпочел шампанское.
— Пойдем пройдемся, — предложил он и, властно взяв за локоть, увел ее подальше от веселящихся гостей.
— Ты что — много выпил? — прошипела Мейбл, когда их никто уже ни мог услышать, и решительно высвободила руку.
— Да нет, только пару бокалов шампанского. Этот — третий. А что, я неразборчиво произношу слова?
— Не в этом дело. Просто я никак не возьму в толк, с какой стати ты вдруг начинаешь вести себя так, будто мы старые друзья. И это притом что всего пару часов назад упрекал меня Бог знает в чем.
— Но и ты в долгу не осталась. Ладно, не будем считаться. Я немного погорячился.
— Выходит, ты извиняешься за то, что оскорбил меня?
— Ну да.
— Хорошо, извинения приняты. Но и ты меня прости за то, что не сдержалась. А что это на тебя вдруг нашло — я имею в виду приступ миролюбия?
— Твоя сестрица отругала меня так, что я со стыда чуть сквозь землю не провалился, — сознался Эрнест.
— Эрика? — удивилась Мейбл.
— Она уверяет, что я неверно сужу о тебе.
— Ты всегда живешь чужим умом?
Раздосадованный резким ответом, Эрнест недовольно повел плечом. И Мейбл помимо воли отметила, как напряглись его мускулы под тонкой белой рубашкой.
— Нет, поэтому и считаю, нам надо познакомиться поближе.
Он обвел неспешным взглядом ее стройную фигурку, многозначительно задержавшись на соблазнительно выступающей груди. Мейбл стало трудно дышать, она опустила голову и отвернулась.
— Послушай, в то лето у меня действительно сложилось не совсем лестное мнение о тебе. Но я готов поверить твоей сестре, и…
— Моя сестра очень добра и любит меня. Однако я сама способна за себя постоять! Твое мнение меня не волнует! — отрезала Мейбл.
— Охотно верю, — кивнул Эрнест. — Но, как это ни покажется странным, меня твое мнение обо мне волнует, и весьма.
Мейбл недоверчиво подняла на него взгляд.
— Ты ведь успел очаровать всех более-менее симпатичных дам, присутствующих здесь, верно? Что изменится, если я скажу, что не в восторге от тебя?
— Похоже, я уже вырос из этих игр. Как-никак, дорогая, мне ведь скоро тридцать.
— Однако ты неплохо выглядишь, — произнесла она, лишь бы что-то сказать, поскольку молчание выдавало ее смятение с головой.
— Да, я стараюсь, — засмеялся Эрнест. — Еще с юности я обожал танцевать, а это лучше любой физкультуры. Но сейчас… Сейчас давай лучше посидим где-нибудь.
Он направился к боковой аллейке, ведущей к морю, увлекая девушку за собой. Мейбл решила, что, если вдруг повернется и убежит, это будет выглядеть глупо, совсем по-детски, а потому повиновалась. Отыскав скамью, Эрнест присел на ее край, Мейбл примостилась на другом конце. Он окинул ее быстрым взглядом.
— Посмотри, как эти цветы гармонируют с твоим нарядом, — промолвил Эрнест, указывая взглядом на незабудки, росшие у ног девушки в густой тени декоративных папоротников.
Мейбл украдкой наблюдала за ним, ожидая продолжения. Однако молчание затянулось, и тогда она спросила сама:
— Ну и чем же ты еще занимался… в своей беспутной юности помимо танцев?
— Валялся на диване, слушал громкую музыку да бегал на вечеринки. Тогда такая жизнь нравилась.
— Почему?
— Если сам глохнешь от музыки, то и чувства глохнут.
— А почему у тебя не возникало желания думать или чувствовать? — с любопытством спросила Мейбл, потягивая сок.
— Я же был молодым. Неужели не помнишь, каково это — тебе всего восемнадцать, и в голове ветер?