— А если «Стеклянная дверь» продержится два года?
— Не знаю, что будет тогда. Буду с тобой откровенен. Ситуация довольно запутанная. Дом, где я живу, принадлежит моей матери. Сейчас мы живем вместе с ней. Поэтому… Войди в мое положение.
— Да, — сказал Роберт, — понимаю.
Он положил трубку.
Джейн, не оборачиваясь, спросила:
— Что ты понимаешь?
— Сейчас он живет в доме своей матери Эстер. И совершенно естественно, что она не желает больше видеть никого из Литтонов, тем более в собственном доме. Старая глупая стерва. К тому же Эмма сейчас живет совершенно одна, так как Джона Риггера, соседа-пьяницу, уволили из театра. Для облегчения совести Кристофер написал Бену Литтону и сообщил о положении дел. У меня же появилось желание привязать их всех к одному большому камню и бросить в бездонное озеро.
— Я знала, что так и будет, — ответила Джейн и повернулась к нему лицом, все еще держа руки скрещенными на груди. Он увидел, что она не просто сердита, а глубоко расстроена. — Между нами могло бы быть все хорошо, и ты прекрасно об этом знаешь. Поэтому я не сказала тебе о Кристофере. Ведь я прекрасно понимала: стоит тебе о нем узнать, и все будет кончено.
Он хотел запротестовать, но не смог.
— В какой-то степени, Роберт, все это время ты держал свое обещание. Ты ни разу не упомянул имени Эммы. Но она всегда была у тебя в мыслях.
Теперь, когда все было сказано вслух, он понял, что Джейн права. Беспомощный перед этой женщиной, он признался:
— Я чувствую, что каким-то непонятным образом связан с ней.
— Ты связан с ней только потому, что тебе хочется так думать. Но с меня хватит. Я не из тех, кто согласится быть на вторых ролях. Как-нибудь обойдусь. Надеюсь, у тебя нет вопросов. Что же касается меня, то мне нужно либо все, либо ничего. Не хочу повторять то, что уже раз пережила.
Он понял. Все, что он мог, это попросить прощения.
— Думаю… Вероятно, тебе лучше уйти.
Она так и стояла со скрещенными на груди руками, как бы защищаясь от него. Нельзя было даже попрощаться. Он не мог поцеловать ее, не мог просто сказать: «Все было замечательно», — в лучших традициях салонной комедии. И еще он не мог простить ее за то, что она пыталась разлучить его с Эммой. Он мог лишь уйти.
— Я пошел.
— Да. Окажи такую милость.
Когда он стал спускаться по лестнице, Она напомнила:
— Ты забыл вино.
— Оставь себе, — произнес Роберт.
Глава 10
Песня кончилась. Свет померк. Чамиан Во в роли Оберона вышла вперед, чтобы произнести финальный монолог. Запись музыки Мендельсона (недостаточные размеры Брукфордского театра не позволяли разместить оркестр) тихо звучала в темном пространстве зрительного зала и ассоциировалась у Эммы, сидящей в суфлерской будке, с прелестью волшебной летней ночи.
Шел последний спектакль недели «Сон в летнюю ночь». Финансовое фиаско «Маргаритки в траве» заставило руководство театра обратиться к пьесе Шекспира, что, хотя и означало для всех двойную работу, обеспечивало субсидии Художественного совета и аншлаг, пусть даже за счет школьников и студентов.
Теперь Эмма уже больше не работала на Коллинза, помощника режиссера. На месте его ассистента работала выпускница драматической школы, увлеченная театром, упрямая и, по всей видимости, неуязвимая для колких замечаний своего начальника. Сейчас она была на сцене в бархатной тунике с прозрачными серебристыми крыльями и изображала фею (в театре не хватало актеров, и в спектакле были заняты все, кого только можно было привлечь).
По этой же причине Томми Чилдерс попросил Эмму вернуться в театр и помочь в постановке спектакля. За последние две недели ей пришлось работать и в костюмерной, и в цехе декораций, печатать сценарии, все время бегать за бутербродами и сигаретами, то и дело заваривать чай.
Сегодня ей поручили быть суфлером, и она весь вечер не отрывала глаз от текста, боясь не уследить, пропустить какую-нибудь реплику и подвести актеров. Но теперь, когда спектакль приближался к концу, она позволила себе немного расслабиться, так как дальше знала текст наизусть и не могла отказать себе в удовольствии понаблюдать за происходящим на сцене.