Бен тряхнул головой от восхищения:
— Мне казалось, что я по крайней мере двухголовый шимпанзе. Пошли домой!
Глава 6
Бен Литтон отбыл в Америку в конце марта. Из Порт-Керриса в Лондон он добрался по железной дороге, из Лондона в Нью-Йорк — самолетом «боинг» Британской компании трансокеанских воздушных сообщений. В последний момент Маркус Бернстайн решил поехать с ним, и в вечерних газетах появились фотографии, запечатлевшие их вылет: Бен со своими седыми волосами, развевающимися на ветру, и Маркус, полностью закрытый своей черной шляпой. Оба выглядели совершенно потерянными.
От Маркуса Эмма получила авиапосылку: рулон американских газет с опубликованными комментариями всех сколько-нибудь достойных упоминания критиков страны. Они были единодушны в высокой оценке концепции Квинстаунского музея изобразительных искусств, хвалили его как образец современной архитектуры, освещения и безупречной экспозиции. Не была обойдена вниманием и выставка Бена Литтона. Столь полная выставка еще никогда не была представлена на суд зрителей. Особое внимание привлекли два-три портрета довоенного периода из частных коллекций. Интерес представляло прежде всего то, как один человек может сочетать в себе качества художника, психолога и отпускающего грехи священника.
«Бен Литтон использует свою кисть, как хирург скальпель, сначала обнажая больную ткань, а затем исцеляя ее с огромным состраданием».
Слово «сострадание» использовалось снова и снова в отзывах о его работах военного времени: групповых портретах в убежище, а также десятках зарисовок с натуры во время наступления союзников в Италии. По поводу послевоенных его работ было сказано: «Другие художники абстрагируются от природы. Литтон абстрагируется от воображения, и воображения такого живого, что трудно поверить, как мог молодой человек воспроизвести мысли на холсте так убедительно».
Эмма прочитала все это и позволила себе почувствовать гордость.
Закрытый просмотр состоялся третьего апреля, но к десятому числу не было и речи о возвращении Бена.
Пришло письмо от Маркуса с лондонским штемпелем. Эмма распечатала его в надежде прочитать, когда возвращается отец, однако в нем только и говорилось, что Маркус вернулся в Лондон один, а Бен остался в Квинстауне.
«Мемориальный музей Райана пленителен, и если бы я мог, то тоже задержался бы там. Он охватывает все виды искусств, здесь есть маленький театр, концертный зал и русская коллекция бриллиантов, которую надо увидеть, чтобы поверить в возможность подобной красоты. Сам Квинстаун просто очарователен: множество кирпичных домов в георгианском стиле, окруженных зелеными лужайками и цветущим кизилом. Выглядят эти дома так, как будто находятся там со времен Вильяма и Марии. Но я видел собственными глазами строительство одного из таких домов. При этом готовый дерн укладывался на торф, а кизил высаживался уже в виде взрослых деревьев. Здесь теплый, приятный климат.
Редлендз (усадьба Райан) представляет собой просторный белый дом с балконом, подпираемым колоннами, где сидит Бен в огромном кресле, и ему приносит мятный коктейль цветной дворецкий по имени Генри. Генри приезжает каждый день на работу на сиреневом «шевроле» и надеется в недалеком будущем стать адвокатом. Он умен и молод и, скорее всего, добьется того, о чем мечтает. Здесь есть пара теннисных кортов, загон для лошадей, а также неизбежный бассейн. Бен, как ты можешь себе легко представить, не ездит верхом и не играет в теннис. Он долгие часы, если не занят ретроспективной выставкой, плавает в бассейне на надувном матрасе. Мне жаль, что он покинул тебя так надолго, но искренне верю, что ему на пользу этот отдых. Последние несколько лет он упорно работал, и ему не повредит немного расслабиться. Если тебе скучно, наше приглашение остается в силе. Приезжай и живи у нас. Мы тебя очень ждем.
Любящий тебя Маркус».
Побелка была закончена, пол в мастерской очищен. Картины Бена составлены в штабеля и пронумерованы. Карандаши и кисти разобраны, а тубы с засохшей краской выброшены в мусорное ведро.
Работы больше не осталось.
Минуло две недели со дня отъезда Бена, когда пришла открытка от Кристофера. Эмма находилась на кухне, занятая приготовлением кофе и апельсинового сока. Она была еще в халате, волосы завязаны на затылке «конским хвостом». В это время почтальон, нахальный молодой человек в рубашке с расстегнутым воротом, просунул голову в дверь и сказал:
— Ну, как вы находите сегодняшнее утро, моя красотка?
— Великолепное утро. Спасибо, — ответила Эмма, которая поддерживала с ним дружеский тон с самого возвращения из Парижа.
Он помахал перед ней пачкой писем:
— Все для твоего старика. И… Вот… Открытка для тебя. — Он посмотрел на картинку, прежде чем девушка вырвала ее у него из рук. — Какая вульгарная, не понимаю, как добропорядочные люди покупают такое!
— Да. Ты бы не купил, — грубо откликнулась Эмма и, почти не взглянув на пышную даму в бикини, перевернула открытку, чтобы узнать, кто ее послал. Штемпель был брукфордский.
«Эмма, дорогая, когда ты приедешь ко мне? Я не могу к тебе вырваться, так как мы заняты по горло репетициями «Умершего вовремя». Номер телефона в Брукфорде 678. Лучше всего звонить около 10 утра, перед началом работы. Режиссер прекрасный парень, постановщик — кровопийца, девчонки все порочные, и нет таких красивых, как ты.
Любящий, любящий, любящий тебя Кристо».
Ближайший телефон был в миле от коттеджа. Эмма отправилась пешком по улице к ветхой бакалейной лавке, где она обычно покупала сигареты, консервы, стиральный порошок и пользовалась телефоном.
Телефонный аппарат был старый, с рычагом, который требовалось тряхнуть, чтобы вызвать оператора. Она села на деревянный ящик из-под пустых бутылок и стала ждать ответа. В это время подошла серо-белая кошка, толстая, как подушка, и улеглась у девушки на коленях.
Наконец на том конце провода раздался недовольный женский голос:
— Брукфордский театр.
— Могу я поговорить с Кристофером Феррисом?
— Не знаю, пришел ли он.
— Не могли бы вы посмотреть?
— Кто его просит?
— Скажите, что Эмма.
Недовольная женщина ушла. В трубке послышались голоса. Мужчина прокричал: «Здесь, я сказал, ты, болван, а не там!» Затем послышались шаги и наконец — долгожданный голос. То был Кристо:
— Эмма?
— Ты уже на месте? Женщина, которая подошла к телефону, не знала, пришел ли ты.
— Да, конечно, я уже пришел. Через пять минут начало репетиции. Ты получила мою открытку?
— Сегодня утром.
— Бен ее прочитал? — Ему явно хотелось, чтобы так оно и было.
— Отца нет. Он в Америке. Мне казалось, ты должен об этом знать.
— Откуда?
— Сообщалось во всех газетах.
— Актеры не читают газет, разве что «Стэйдж». Почему ты не сообщила, что старикан в Америке, и не приехала ко мне?
— По сотне причин.
— Назови две.
— Ну, он собирался от силы на неделю. К тому же я не знала, где ты.
— Я же тебе сказал: Брукфорд.
— Не представляю, где этот Брукфорд находится.
— В получасе езды от Лондона. Поезда ходят каждые полчаса. Послушай, обязательно приезжай. Поживи со мной. Меня поселили в ужасной квартире в полуподвальном этаже. Она воняет плесенью и кошками, но очень удобная.
— Кристо, я не могу. Мне необходимо быть здесь. Бен может вернуться в любой день, и…
— Ты сказала ему, что опять встретила меня?
— Нет, не сказала.
— Почему?
— Не было повода.
— Ты боялась?
— Ничего подобного. Было просто ни к чему.
— Никто и никогда не говорил, что я ни к чему, и покончим с этим. Ох, приезжай же, голубка моя. Понимаешь, уборка и вся остальная мура меня доконали.
— Я не могу приехать до возвращения Бена. А потом попробую.
— Тогда будет поздно. У меня кто-нибудь появится и наведет порядок. Пожалуйста! Я организую тебе бесплатный билет на спектакль. Или два билета, и ты сможешь пригласить друга. Даже три бесплатных билета, чтобы ты смогла пригласить всех своих друзей.