Роберт подумал, что правильнее остановиться и переждать, пока ливень ослабеет. Но чувство легкости от того, что он наконец может сделать то, о чем подсознательно мечтал, было сильнее благоразумия. И он продолжал путь. Навстречу ему бежала огромная дуга шоссе. Она ревела под ним и расплескивалась брызгами воды на асфальте, мгновенно превращаясь в прошлое, отвергнутая и забытая, как и недавние сомнения.
Театр оказался закрытым. В свете уличного фонаря можно было прочитать афишу. «Сон в летнюю ночь». Неосвещенное и безлюдное, это место выглядело таким же мрачным, как тогда, когда здесь была миссия. Входная дверь была заперта на засов, в окнах — ни искорки света.
Роберт вышел из машины. Снаружи похолодало, поэтому он потянулся за свитером, лежащим на заднем сиденье со времени уик-энда в Бошеме, и натянул его поверх рубашки. Захлопнув дверцу и обернувшись, он увидел у края тротуара такси. Шофер спал, опустив голову на руль. Создавалось впечатление, что он мертв.
— Внутри кто-нибудь есть?
— Должны быть, командир. Я жду, чтобы мне заплатили.
Роберт прошел по тротуару до узкой аллеи, по которой когда-то ушли Эмма и Кристофер, обнявшись, как любовники. На этой стороне мрачного здания светилось единственное незанавешенное окно на первом этаже. Он прошел по темной аллее, миновал мусорные контейнеры, нашел незапертую дверь. За дверью оказалась каменная лестница, слабо освещаемая лампочкой первого этажа. В нос ударил стойкий запах театра: грима, масляной краски, старого бархата. Сверху доносились голоса, и он пошел на них, поднимаясь по ступенькам. Перед ним оказался небольшой проход и приоткрытая дверь с табличкой «Продюсер», из которой падал яркий свет.
Роберт толкнул дверь, и голоса сразу смолкли. Он оказался на пороге небольшой тесной комнатки и увидел удивленные лица Бена и Эммы Литтонов.
Эмма сидела на столе спиной к отцу и лицом к вошедшему. Она была в коротком платье, похожем на комбинезон, открывавшем ее длинные ноги — голые и загорелые. Комнатка была такой маленькой, что он с порога мог дотянуться до девушки рукой. Сейчас она показалась ему красивой, как никогда.
Облегчение и удовольствие видеть Эмму было настолько велико, что неожиданное присутствие Бена Литтона не смутило его. Бен тоже нисколько не удивился, просто поднял свои темные брови и сказал:
— Боже мой, кто к нам пришел!
Роберт засунул руки в карманы и начал:
— Я думал…
Бен поднял руку:
— Знаю. Ты думал, что я в Америке. Так вот, я, наоборот, в Брукфорде. И чем раньше выберусь отсюда, тем лучше.
— Но когда вы…
Однако Бен уже тушил сигарету и вставал, грубо перебивая его:
— Ты что, не заметил такси у входа в театр?
— Как же, заметил. Шофер уже прирос к рулю.
— Несчастный малый! Пойду, успокою его.
— Я на машине, — сказал Роберт. — Если хотите, отвезу вас в Лондон.
— Это даже лучше. Я смогу расплатиться и отпустить таксиста. — Эмма не двигалась. Но Бен обогнул стол, Роберт освободил ему дорогу.
— Кстати, Роберт, Эмма тоже едет. У тебя найдется для нее место?
— Разумеется.
В дверях они посмотрели друг на друга. Бен удовлетворенно кивнул.
— Отлично, — сказал он. — Жду вас обоих снаружи.
— Ты знала, что он приедет?
Эмма покачала головой.
— Это как-то связано с письмом Кристофера?
Эмма кивнула.
— Отец вернулся из Америки сегодня, чтобы убедиться, что ты в порядке?
Девушка снова кивнула. Ее глаза сияли.
— Он был с Мелиссой в Мексике, однако примчался прямо сюда. Даже Маркус не знает, что он вернулся. Отец не заехал в Лондон, а взял такси прямо из аэропорта до Брукфорда. А по поводу Кристофера он совсем не сердится. Мне же сказал, что если я захочу, то могу поехать с ним в Порт-Керрис.
— Ну, и ты?..
— Ох, Роберт, не могу же я всю жизнь повторять одни и те же ошибки. В этом же заключалась ошибка Эстер. Мы обе хотели привести Бена к нашему идеалу образцового надежного мужа и доброго домашнего папаши. И это было так же реально, как посадить в клетку дикую пантеру. Ведь только представь, как скучно выглядит пантера в клетке! К тому же, Бен больше не моя головная боль, а Мелиссы.
Роберт спросил:
— Итак, каково же теперь твое место в длинном перечне приоритетов отца?
Эмма состроила гримасу:
— К твоему сведению, Бен однажды заметил, что у тебя благородная форма головы, и, если ты отрастишь бороду, он тебя нарисует. А вот если бы я попыталась тебя нарисовать, то сделала бы подпись большими буквами: «Я ЖЕ ВСЕХ ПРЕДУПРЕЖДАЛ».
— Такого я никому в своей жизни не говорил. И совершенно очевидно, что сегодня проделал весь этот путь отнюдь не для того, чтобы произнести что-то подобное.
— Тогда что ты собирался сказать?
— Я приехал сказать, что, знай я, что ты свободна, я был бы здесь несколько недель назад. Что, если мне удастся достать два билета на премьеру Кристофера, то я хотел бы видеть тебя рядом с собой. Что я прошу прощения за то, что накричал на тебя в свой последний приезд сюда.
— Я тоже кричала на тебя.
— Мне непереносимо ссориться с тобой. Но находиться вдали от тебя в некотором смысле в тысячу раз непереносимее, чем ругаться. Я говорил себе, что все в прошлом, забыто. Но никогда ты не покидала моих мыслей. Джейн об этом знала. Сегодня вечером она мне сказала, что знает обо всем.
— Джейн?
— Стыдно, но должен признаться, что ходил с Джейн вокруг да около, чтобы скрыть страшную правду.
— Однако именно из-за Джейн я заставила Кристофера пообещать, что он не будет тебе звонить. Я считала…
— И именно из-за Кристофера я не вернулся в Брукфорд.
— Ты думал, что мы любим друг друга, не так ли?
— Разве у меня не было оснований думать так?
— Но ты же глупец! Кристофер — мой брат!
Роберт взял ее голову и большими пальцами за подбородок поднял ее лицо вверх. Перед тем как поцеловать ее, он спросил:
— А как я вообще мог узнать об этом?
Когда они вернулись к машине, Бена уже не было видно, но на стекле, прижатая щеткой к ветровому стеклу, для них осталась записка.
— Как квитанция за парковку, — сравнила Эмма.
То было необычное послание, написанное на листке плотной бумаги для рисования, вырванном из блокнота Бена. Сверху были нарисованы два профиля величиной с ноготь большого пальца. Не оставляли сомнений решительный подбородок Эммы и грозный нос Роберта.
— Это мы. Послание для нас двоих. Прочти вслух.
Роберт так и сделал:
— «Таксист помрачнел от мысли возвратиться в Лондон в одиночку, поэтому я решил сопровождать его. Буду в Кларидже, но предпочел бы, чтобы меня не беспокоили до обеда».
— Но если мне нельзя в Кларидж до обеда, куда мне деваться?
— Поехать ко мне домой. В Милтонз-Гарденз.
— Но у меня нет ничего с собой. Даже зубной щетки.
— Я куплю тебе щетку, — пообещал Роберт, поцеловал ее и продолжил чтение: — «К тому времени я успею выспаться, и охладится шампанское. Буду готов отпраздновать любое ваше сообщение».
— Старый коварный негодник! Он все знал.
— «С любовью, да благословит вас Бог».
Спустя некоторое время Эмма спросила:
— Это все?
— Не совсем. — Он передал ей записку, и Эмма увидела под подписью Бена еще один рисунок: локон седых волос, загорелое лицо и пара темных пристальных глаз.
— Автопортрет, — произнес Роберт. — Бен Литтон в исполнении Бена Литтона. Уникальная вещь. Когда-нибудь мы сможем продать это за тысячу фунтов.
«С любовью, да благословит вас Бог».
— Никогда не соглашусь продать это, — возразила Эмма.
— Я тоже. Поехали, моя дорогая. Пора домой.