— На примере Балтийского флота вы сможете убедиться — наш Красный Флот, храня опыт и традиции флотоводцев русских, начиная с беспримерного адмирала Ушакова, адмиралов Нахимова, Корнилова, Истомина, не дал англичанам овладеть ключом к Петрограду, тем самым Кронштадтом, где мы с вами сейчас беседуем. Конечно же маневры, несмотря на их размах и максимальную приближенность к условиям боя действительного, дадут вам далеко не полное представление о мощи, возможностях и тактике Морских Сил нашей страны.
С этим напутствием адмирала Исакова (адмиральские звания впервые были введены в России Петром I, в нашем флоте — в мае 1940 года) я и ждал рискованного рейда Святова (тоже будущего адмирала) к финскому берегу.
Какой там сон! Эсминец Святова отдал швартовы ночью. Затемно миновал несколько островов и сбавил ход у южного берега Финляндии. Командиры видели в бинокли что-то на берегу, вскоре и я сквозь дымку тумана различил острый шпиль колокольни, часть высоких зданий и какие-то строения в правой стороне городка, вероятно, склады. Странно! Вооруженный конфликт, а Святов командует:
— Полный вперед — зюйд-норд!
Еще ближе к берегу. Еще и еще.
— Право на борт! Держать курс траверзом к берегу.
То есть борт эсминца будет перпендикулярен линии берега.
Странно! Неужели финны оставили без орудийного прикрытия свой город, столь близкий к Кронштадту? Нет, разумеется. Отчего же Святов ведет эсминец под неминуемый удар орудий неприятеля? Видимо, Иван Степанович не напрасно обещал: где Святов, там — горячо! Да, горячо, но совершенно непонятно. Эсминец крейсирует все ближе и ближе к земле Финляндии. Тишина. Но вот, кажется, нечто «горячее». На десятом-одиннадцатом витке миноносца вдоль берега, видим, — оранжевая вспышка правее города... Знаю, у многих представление, будто после выстрела снаряд мгновенно разрывается где-то поблизости. Тут и позже на фронте убедился: преодолевая толщу воздуха, шелестящий снаряд разрывается спустя несколько долгих, мучительных секунд.
— Из тяжелых бьет!
Недолет. Фонтан балтийской воды вздымается в десятках метров от нас. Вторая вспышка. Ждем. Перелет. Теперь последует то, что артиллеристы называют «вилкой». Внеся поправки, враг направит третий удар прямо в нас.
— Полный вперед! — командует на мостике Святов.
— Впереди — минное поле! — докладывает взволнованный неожиданностью матрос, наблюдающий за морем с мачты.
Снаряд уже летит. Впереди — гибель! У Святова доли секунды на решение.
— Полный вперед! — упрямо повторяет он. Что же это? Самоубийство? Эсминец рывком вперед, а снаряд разрывается за нашей кормой. Не выдерживаю, кидаюсь поднять осколок, отдергиваю руку — раскален! Святов решил, видимо: тяжелый снаряд либо часть палубы пробьет, достанет до машинного отделения, то ли выроет часть борта диаметром метров в пять, тогда — на дно! Минное же поле не сплошное, есть надежда проскочить между минами. Так и вышло. Улыбаясь, Святов приказал взять курс на Кронштадт. Что же это за операция? В нас били, мы не отвечали. Едва не оказались на дне. А результат?
— Не догадываетесь? — спросил меня Иван Степанович уже в Кронштадте. Я догадывался, но не до конца. — Свои хорошо укрепленные позиции там, где вы были утром, Маннергейм держал в строжайшей тайне, не поддаваясь ни на какие уловки. Там у них дальнобойные крепостные орудия, вероятнее всего германские, так что, собственно говоря, вы наблюдали «бой» с гитлеровцами в большей степени, нежели с финнами. Так вот, мы приказали Святову, не открывая огня, самым нахальным образом максимально приблизиться к берегу и курсировать там, пока даже упрямые финны не выдержат и не откроют огонь из орудий главного калибра. А Маннергейм скрывал ту прибрежную крепость до самого критического момента в вооруженном конфликте.
— А наши разведчики-картографы по трем «вырванным» у противника вспышкам успели нанести расположение их батарей! Понял теперь.
— Как вам понравился Святов?
— Ну-у!..
...Будучи уже адмиралом, И. С. Исаков остался самим собой. Он приглашен был встречать 1942 год в неизвестном мне официальном кругу с участием дипломатов. Иван Степанович же пришел в скудно обставленную комнату моей будущей жены и встретил праздник наедине с ее сыном. Налил коньяк себе в фужер и, несколько помедлив, капель двадцать мальчугану. Ахнуть не успел, как тот проглотил и попросил еще. Ларчик открывался просто. Дом не отапливался, А. А. Фадеев добился для сотрудников Правления Союза разрешения приобретать немного водки. Согреваясь так, подросток поразил адмирала бесстрашным отношением к «согревающему».