Я не умею словами передавать стихию музыки, да и не всегда это бывает уместно. Но тогда трудно было стоять спокойно. Танец закружил меня. И впрямь в Гавану перенеслись мы в те минуты. Листов сказал:
— Своей песней Анхела отвлекала внимание полицейских от человека, который спускался с гор к рабочим Гаваны. Его должны схватить. И Анхела песней помогает ему уйти от преследования. Она любит его.
Как странно. Снежный русский лес за окнами, а тут, у рояля, знойная ночь Кубы. Той Кубы, что захватила наши души и мысли. Кубы Кастро и отважных «барбудос» — бородачей, повернувших судьбу своей родины от черной диктатуры в будущее, творимое не чужеземцами, не диктаторами — народом!
Листов кончил играть. Я смотрел на кубинские рисунки. Рабочие в темных беретах... Бойцы народной милиции в круглых шапках с прямым козырьком... Бронзовые лица крестьян в широкополых шляпах... Зеленые пальмы на красной земле... Гигантская геометрия городских зданий в центре города...
— Это рисунки Иванова и Оссовского, — сказал Листов. — Иванов рассказал нам о горестной и прекрасной судьбе Анхелы Алонсо. В начале августа прошлого года я начал работать над оперой. Либретто написали Семен Медовый и Кирилл Поляков. Я использовал стихи Николаса Гильена. «Дочь Кубы» — так мы назвали оперу. В основу положена действительная сульба Анхелы. Я работал быстро, как говорится, запоем. Очень помог посол Кубы Фауре Чомон, участник освобождения республики.
...Мы вернулись в Гавану.
Сумрачные и все же влюбленные в жизнь рабочие, ремесленники, женщины, старики словами Гильена поют о родной Кубе:
В звуках песни и грусть, и гнев, и великая сила любви к земле своих отцов.
С гор, где повстанцы готовят силы к свержению диктатуры, спускается к людям Гаваны молодой революционер Николас. Он спрашивает их:
«Посмотрите, что видите вы вокруг?»
«Слезы и горе, — отвечают они. — Слезы и горе».
И снова вопрошает Николас, напоминая о муках неволи, унижения, гнета: только слезы и горе? А мужество!
Листов играл самозабвенно. Слезы были на его глазах. Так встала передо мною раскаленная песнь — главная музыкальная тема оперы, словно языками пламени вспыхивающая в оркестре во всех картинах.
Мелодия клятвы, обнаженно, призывно ударяющая в сердца маршевым ритмом, завершается гневным и гордым аккордом.
Так я прослушал весь клавир оперы. Мы были свидетелями любви, вспыхнувшей в сердцах Николаса и Анхелы. Мы были среди народа, таившего до срока ярость восстания. Я слышал, как Анхела, провожая друга на подвиг, грозивший ему смертью, созналась: она носит на груди ампулу с ядом. Если Николас не вернется, если погибнет, она тоже расстанется с жизнью. Я был в плену у музыки, когда тяжело раненный в схватке Николас властно и нежно сказал Анхеле:
«Ампулу!»
Люди Батисты уже стучали в двери. Николае боялся, что, схваченный, потеряет сознание и в бреду может выдать врагам замысел повстанцев. Лучше смерть. И Анхела, изнемогая от скорби, отдала свою ампулу Николасу.
Люди Батисты ворвались в харчевию, где умирал революционер, девушка заслонила его своим телом, они сбили ее с ног. Но тут вбежала в комнату старуха Флора, хозяйка таверны. Ее взгляд был так страшен, что ищейки Батисты отшатнулись. Старуха бросила им в лицо:
«Стойте, изверги! Не смейте прикасаться...
Листов пробормотал:
— Это все правда. Все это перенесла Анхела. Так было.
Позже я читал письмо Анхелы Алонсо автору оперы. Там, на Кубе, она прочла в газете сообщение кубинского корреспондента в Москве Хуана Аркочи о том, как рождается опера «Дочь Кубы». Листов и либреттисты послали героине скромные подарки — альбом с картинами русской природы и недавно вышедшую книгу «Куба» с превосходными рисунками В. Иванова и Л. Оссовского. Анхела писала в ответ:
«Дорогие товарищи! Несмотря на то что наш язык очень богат, я сейчас не могу подобрать слов, которые смогли бы передать вам мое глубокое волнение, с которым я читала ваше такое замечательное письмо. Читая его, я почти физически ощутила братскую теплоту, которую вы питаете ко мне, к моему народу, к нашему делу...