А офицером он был настоящим. Иначе, не пережив опасностей смертельных, не смог бы так правдиво и по-армейски точно поведать нам о войне с ее лишениями, потерями, слезами, и кровью, и доблестью, как сделал это в своем романе «Дикий мед».
Киев... Канун 7 ноября 1943 года. Вчера столица Украины очищена от войск противника. Этому предшествовала небывалая по сложности переправа через Днепр. Еще до подхода наших инженерных частей, тут же первые роты и батальоны, используя подручные средства, лодки, часто рассохшиеся, пропускавшие воду, двери, оторванные от брошенных на берегу домов, набитые соломой мешки, кинулись на воду, выскакивали на взбаламученные снарядами и минами днепровские волны, тонули, спасались, ухватившись за борт ближнего челна, держали над собой винтовки и автоматы, плыли и плыли к правому берегу, откуда разил их смертный огонь гитлеровцев, и все же выбирались на сушу, мокрые шли в атаку на доты и дзоты нацистов.
Скорбь о погибших! Слава погибшим! Захватив первые узкие плацдармы, наши бойцы закреплялись, выдерживая яростные контратаки противника до высадки новых наших десантов, пока наконец саперы не наводили на Днепре понтоны и не открывали путь с берега на берег резервным полкам и дивизиям. Леонид писал в том же году:
И играл, бился сапер со смертью в шахматы за жинку и детей, за давнюю радость, за счастье былых дней, каким «кiнця немае».
Играл он честно — и выиграл.
Итак, столица Украины. Там мы с Первомайским встретились с солдатами и офицерами Чехословацкого соединения Людвига Свободы, будущего президента ЧССР. Славянист, Леонид свободно разговаривал со словаками и чехами на их языке. Судьбы офицеров были необыкновенны. Иные бежали из Африки, другие, насильно забранные в германскую армию, минуя Прагу, пробирались в Россию и на Украину через горы и реки, третьи просто перебегали линию германо-советского фронта и присоединялись сначала к нашим частям, а потом — к бригаде Людвига Свободы.
Я расскажу о них отдельно, а тут лишь упомяну, что рядом со знаменем своим чехи и словаки с почетом поставили ларец с землей, взятой из-под села Соколово, памятного им по битве с фашистами и победе над ними...
— До сих пор я убил тридцать гитлеровцев, — восклицал поручик Франтишек Крал. — Нужно довести счет до ста.
Бригада Свободы дралась и за Харьков. У словаков и чехов тоже есть река Мжа. «Нам казалось, — признавались они, — что мы сражаемся на берегах своей реки!»
Подпоручик Рихард Тесаржик вел своих солдат в контратаку по льду Мжи. Против них — сорок огневых точек врага. Рядом с Рихардом упал насмерть сраженный пулеметчик. Тесаржик передал оружие соседнему солдату. Убило и второго. И третьего. А пулемет не умолкал. Он был теперь в руках офицера Тесаржика.
Леня писал тогда:
Да, мы лежали тогда на левом берегу Днепра, на песке, и с тоской смотрели на ту сторону, на высокие холмы Киева, днепровский бульвар, на окутанный туманом памятник Владимиру, — это было в последние дни оккупации города фашистами. С нами был Павел Трошкин. Он снял столицу Украины в утренней дымке.
В отбитом от неприятеля городе мы бродили по изуродованному Крещатику, видели израненное взрывом здание гостиницы «Континенталь», где, сказали нам горожане, был банкет с генералами и офицерами вермахта, и большинство их не уцелело от взрыва заложенных незаметно зарядов.
Пошли на квартиру к Леониду. Все, в общем, было на месте, только исчезло пианино. Пошли к соседям. Все в порядке. Соседи перенесли инструмент к себе, спасая от грабителей в грязновато-зеленой форме.
Уцелели от поругания и книги поэта, его обширная библиотека.
Университета он не кончал, а знал все славянские языки, немного и венгерский, — любимейший его из поэтов Европы был Шандор Петёфи, бывший солдат, актер, сын мясника. Его песня «Восстань, мадьяр! Зовет Отчизна!» стала революционным гимном. В дни восстания 15 марта 1848 года Шандор бился против реакционеров на улицах Пешта и пал героем в битве под Шегешваром. Едва ли не все его творения переведены Первомайским.