На голове у Рустема был надет головной убор, лыжная шапочка — но в материалах дела она не фигурирует. Поисковики как-то умудрились ее потерять при транспортировке тела к вертолетной площадке, да так и не нашли. Характерный штрих, доказывающий, что многочисленные косяки уголовного дела результат не злого умысла, а банального разгильдяйства. В итоге упоминания о шапочке Слободина остались лишь в воспоминаниях поисковиков да в радиограмме о находке тела (там она названа «лыжным колпаком»).
С обувью у Рустема дело обстояло получше, чем у остальных. Он был обут в валенок. В один. На другой ноге, на левой, было надето 4 носка, и столько же и в том же порядке — на правой, под валенком.
Если учесть, что в палатке валенки были найдены в нечетном количестве (7 шт.), можно было обоснованно предположить: происшествие, заставившее дятловцев покинуть палатку, застало Рустема в тот момент, когда он обувался либо разувался, — и уходить пришлось настолько стремительно, что не нашлось даже нескольких лишних секунд на то, чтобы обуть второй валенок. Между тем следы, тянувшиеся от палатки, свидетельствовали: дятловцы от нее не бежали сломя голову, уходили шагом.
На лице и руках Слободина были отмечены мелкие повреждения, жизни не угрожавшие, в том числе следы кровотечения из носа. На лице наросла ледяная корка, свидетельствующая, по мнению следствия, что перед смертью Рустем какое-то время дышал, лежа лицом в снег. (Позже судебно-медицинская экспертиза обнаружит более серьезные внутренние повреждения, но о ней речь впереди).
Находкой лабаза и тела Слободина значимые мартовские находки исчерпываются.
Кое-какие мелкие предметы поисковики сумели добавить к списку найденного в последующие дни. Все на той же траектории «палатка-кедр» обнаружили фонарик — не то оброненный, не то выброшенный — включенный, но с разряженной батарейкой. В 20 метрах от палатки отыскали обломок лыжи, в дальнейших материалах уголовного дела не фигурирующий, — не исключено, что лыжу сломал один из поисковиков.
В главной же задаче — отыскании недостающих четырех тел — никаких сдвигов не произошло. Поисковики прочесали весь склон мелким гребнем, и не раз, каждый квадратный метр снега прощупали 6–8 уколами зондов — и все впустую.
Подсчет одежды и обуви, найденной на телах, в палатке и у кедра, привел к выводу: оставшаяся четверка была одета-обута гораздо лучше, чем те, чьи тела уже были найдены. Теоретически эти четверо могли далеко уйти от места трагедии, на несколько километров, как минимум.
С учетом этого обстоятельства предстояло расширить поиск на громадную территорию, затратить огромные силы и средства — без малейшей гарантии успеха.
Масленников предложил свернуть поиски до весны — до схода снега (формально весна уже наступила, но на Северный Урал она приходит не по календарю, бурное таяние снегов происходит в начале мая).
Предложение было здравым, но высокое партийное начальство, взявшее к тому времени поисковую операцию под свой контроль, рассудило иначе: с затратами не считаться, поиски продолжать, искать и найти!
И они искали…
Весь март и весь апрель методично обшаривали зондами громадную территорию, разбив ее на квадраты. Другие методы поиска оказались ещё менее эффективными. Собаки после находки тела Колмогоровой ничем себя не проявили, миноискатели оказались бесполезны: компактных масс металла найденные погибшие с собой не имели, не найденные, очевидно, тоже — и солдаты-саперы, чтобы не сидеть без дела, вооружились зондами.
Прокуратура пыталась помочь — во Всесоюзный НИИ криминалистики был отправлен длинный письменный запрос за подписью прокурора Свердловской области Клинова: оказались, мол, в сложной ситуации, ищем на огромной площади, найти не можем, тратим громадные средства без толка, а у вас, товарищи, по слухам, разработан прибор для поиска трупов ультразвуковым способом. Не поможете ли, поделившись опытным экземпляром? Заодно испытаете в полевых условиях.
Товарищи из НИИ ответили коротко, телеграммой: нет у нас такого прибора, слухи врут. Бесплодные поиски продолжались по-прежнему, двухметровыми металлическими зондами.
Работали все тем же составом: студенты, охотники-манси, военнослужащие армии и внутренних войск МВД (ветераны поисков их не различали и в своих мемуарах именуют просто «солдатами»). Сидели на склоне поисковики не постоянно, вахтовым методом: проводили на Мертвой горе 10–12 дней, затем сменялись, после отдыха — снова на поиски. От такого режима учебный семестр у студентов-поисковиков накрылся медным тазом, но особых поблажек в грядущей сессии они не дождались. Сергей Согрин, например, получил диплом УПИ на год позже, чем рассчитывал при поступлении.