Большевистская революция ориентировалась на молодость, на новое общество на руинах капитализма. Это предполагало кровавые репрессии в СССР и особенно за рубежом, которые позволяли молодежи подниматься по партийной лестнице. Когда в 1960-х годах все это прекратилось, советские лидеры стали стареть вместе со своим государством. В 1970-х годах Брежнев рассуждал не о грядущей победе коммунизма, а о “реальном (развитом) социализме”. Граждане СССР перестали рассчитывать на лучшее будущее, и вакуум, оставленный утопией, заполнила ностальгия. Брежнев заменил перспективу совершенного будущего превозношением Сталина и его роли в победе во Второй мировой войне. Миф о революции предполагал неминуемое будущее, о войне – вечное прошлое. Поскольку такое прошлое не должно было быть ничем запятнано, стало табуированным и даже противозаконным упоминать, что в начале войны Сталин был союзником Гитлера. Для того чтобы заменить “политику предопределенности” “политикой вечности”, пришлось пожертвовать историческими фактами.
Миф об Октябрьской революции обещал все, миф о Великой Отечественной войне не обещал ничего. Октябрьская революция рисовала мир, в котором все без исключения – братья и сестры. Увековечение же Великой Отечественной войны требовало вечного возвращения фашистов с Запада, который всегда желал погубить СССР (или один лишь русский народ). Безграничная надежда уступила место вечному страху, а он служил оправданием для гигантских расходов на обычные и ядерные вооружения. Грандиозные военные парады на Красной площади были призваны показать: СССР неизменен. И те, кто правил Россией в 2010-х годах, были воспитаны в этом духе.
Размещение сил советской армии соответствовало той же цели: сохранению статус-кво в Европе. В 1960-х годах некоторые чехословацкие коммунисты решили, что коммунизм поддается реформированию. Когда в 1968 году СССР и его союзники по Варшавскому договору оккупировали Чехословакию и отстранили от власти коммунистов-реформаторов, Брежнев назвал это “братской помощью”. Согласно “доктрине Брежнева”, советские войска воспрепятствуют любым переменам в коммунистических странах Европы, если Москва сочтет их угрозой. После 1968 года правительство ЧССР рассуждало о “нормализации”, и это точно передает суть произошедшего. Нормальным было положение вещей до попытки реформирования. Утверждать противоположное означало в брежневском СССР принудительное психиатрическое лечение.
Брежнев умер в 1982 году. В 1985 году (после недолгого пребывания у власти полуживых Юрия Андропова и Константина Черненко) генеральным секретарем стал Михаил Горбачев. Он считал, что можно реформировать режим и надеяться на лучшее. Главным оппонентом Горбачева выступила сама партия, в первую очередь – консервативные группы, выступающие за сохранение статус-кво. Поэтому Горбачев попытался с помощью новых институтов удержать контроль над партией и вдохновил лидеров просоветских режимов Восточной Европы сделать то же самое. Польские коммунисты, столкнувшись с экономическим кризисом и оппозицией в обществе, провели в 1989 году частично свободные выборы – и проиграли. Это привело к образованию правительства без участия коммунистов и каскаду революций по всей Восточной Европе.
Горбачев столкнулся с подобной же опасностью. Образованное в 1922 году советское государство формально являлось федерацией национальных республик: РСФСР, УССР, БССР и т. д. Реформировать союз так, как хотел Горбачев, означало воскресить федеративное начало. В союзных республиках провели демократические выборы, чтобы сформировать новые элиты, способные реформировать экономику. Так, в марте 1990 года в РСФСР появился новый представительный орган – Съезд народных депутатов, избравший своего депутата Бориса Ельцина председателем Верховного совета. Ельцин разделял общее для новых демократических лидеров убеждение, что Советский Союз вредил РСФСР. Жители каждой союзной республики считали, что система эксплуатирует именно их – к выгоде всех прочих.
Кризис наступил летом 1991 года. Своей легитимностью Горбачев был обязан партии, однако он пытался заместить ее государством. Чтобы сделать это, Горбачеву пришлось придумать формулу [“сильный центр – сильные республики”], которая позволила бы и определить статус союзных республик, и придать эффективность правительству в Москве, – и все это в атмосфере межнациональных разногласий, политической неопределенности и экономических неурядиц. Он нашел выход: новый Союзный договор, подписание которого планировалось в августе. 18 августа группа советских консерваторов арестовала Горбачева, отдыхавшего на даче [в крымском Форосе]. Путчисты приказали транслировать по телевидению балет, но в остальном плохо понимали, что им делать. В итоге триумфатором оказался Борис Ельцин. Он бросил вызов заговорщикам, произнес, стоя на танке, речь и сделался народным героем. Когда Горбачев сумел вернуться в Москву, там уже распоряжался Ельцин.