В этот момент Астра пронеслась мимо меня, перегнулась через релинг и извергла только что съеденный завтрак в пенящиеся воды океана. Обеспокоенная, я поспешила к ней:
– С тобой все в порядке?
Она подняла голову; ее щеки позеленели.
– Думаю, у меня морская болезнь, – выдохнула она, прежде чем снова наклониться над водой и выплеснуть в волны новый поток рвоты. Океан не был бурным, но неровных волн, покачивавших корабль взад и вперед, было явно достаточно, чтобы Астру рвало в течение всего следующего часа.
Если бы у сестры Люсифера были длинные волосы, я наверняка отвела бы их с ее лица, а так мне оставалось лишь успокаивающе гладить ее по спине. Астра отвечала на это сердитым шипением, прежде чем снова и снова наклоняться вперед, кашляя и задыхаясь. Когда она немного пришла в себя, я отправила ее к Серафине, чтобы она могла попить воды и отдохнуть.
Сама же я решила использовать сегодняшний день, чтобы получше узнать команду «Скарлетт» – и начала с капитана. Гордон возвышался у штурвала, твердый, как скала, не отводя взгляда от зеленых волн. Не было никаких сомнений в том, что это – прирожденный морской волк.
Я встала рядом с ним и глядела на его руки, свободно лежавшие на деревянном колесе штурвала. Мне снова бросилось в глаза множество колец на его пальцах, разных размеров и форм, но все железные.
– Они что-то означают? – спросила я, указывая на его руки.
Гордон хмыкнул в знак согласия.
– Вот это кольцо, – и он показал мне на указательном пальце правой руки особенно красивый экземпляр, покрытый декоративными гравировками, – подарила мне мать незадолго до того, как покончила с собой. С тех пор я покупал по новому кольцу после каждого путешествия – как в память о матери, так и напоминания ради, что я не перестану плавать, пока что-нибудь не открою. А затем, – он улыбнулся, – уж и подавно не перестану.
Капитан посмотрел на меня. Я не ожидала, что за его кольцами скрывается такой глубокий смысл, и продолжила свой допрос:
– А что, если мы что-нибудь обнаружим во время этого путешествия? Тогда ты перестанешь их покупать?
– Отнюдь, – ухмыльнулся Гордон, – только тогда они будут золотыми, а не железными. – Он чуть склонил голову. – А что насчет тебя? Что для тебя самое ценное?
О, это был простой вопрос.
– Мой меч, – быстро ответила я.
– Можно на него взглянуть?
Я кивнула – и, сходив в свою каюту за мечом, передала его капитану. Он погладил блестящий металл лезвия и рукоять, покрытую тонкими линиями, между которыми сверкали рубины.
– Дорогая штука, правда? – наконец сказал он, возвращая мне меч.
Я покачала головой:
– Стоимость его для меня не играет роли. Я никогда не продам его, даже если окажусь невероятно бедна и от этого будет зависеть вся моя жизнь. – Вчера вечером я упомянула, что больше не могу лгать, поэтому Гордон знал, что я говорю правду. – Мой брат Леандер подарил мне его на мой десятый день рождения, после того как, презрев запреты матери, обучил меня боевому искусству. Я всем ему обязана. А теперь он мертв.
Я сглотнула комок, появившийся в горле при этих словах, и усилием воли изгнала из мыслей бездну, таившуюся внутри меня.
– Мне очень жаль. – Гордон приложил руку к сердцу и ненадолго закрыл глаза. Я не была уверена, означал ли что-нибудь этот жест, и просто благодарно кивнула, прежде чем отнести меч обратно в каюту.
Вернувшись на палубу, я увидела Грейс, которая опустилась на доски с кистью в левой руке и яркой палитрой с красками в правой. Присев рядом с ней, я смотрела, как она задумчиво рисует на дереве синие волнистые линии. Через некоторое время я поняла, что именно она рисует – невероятной красоты бабочку со сломанным крылом, а рядом с ней маленькую девочку, которая его зашивала.
Я знала, что бабочка, конечно, не переживет прикосновения девочки, что такое невозможно проделать даже с помощью острейшей из игл и тончайшей из шелковых ниток, – но именно это и делало картину Грейс столь особенной. У нее был настоящий дар придумывать что-то сверхъестественное, а затем переносить это на холст. Или, как в данном случае, на дерево.
Некоторое время я смотрела молча, прежде чем спросить:
– Где ты научилась так рисовать?
Художница вздрогнула, как будто только сейчас заметила меня. Я поспешно извинилась, но она лишь отмахнулась:
– Не вини себя. Я часто бываю настолько поглощена работой, что все вокруг отходит на второй план. Прости, что ты спросила?
Я повторила свой вопрос, и Грейс улыбнулась. Лицо ее слегка погрустнело.