– Я начала рисовать еще в детстве, – сказала она. – Сначала только руками, затем углем – и наконец, когда я накопила достаточно денег, кистями.
Она, должно быть, выросла в бедной семье, если у нее не было денег на кисти. Мне захотелось услышать ее историю, но она и так уже продолжала рассказывать:
– Раньше я сама смешивала краски. Теперь я перед каждым путешествием покупаю их в магазине в квартале художников в Адрии. – В ее взгляде появилось что-то мечтательное, когда она добавила: – Что бы я не отдала за то, чтобы у меня появился в этом квартале собственный магазин…
Я втайне пообещала себе однажды исполнить для Грейс это ее желание, но вслух произнесла нечто другое:
– Я хочу этому научиться.
– Чему научиться? – она непонимающе чуть склонила голову.
– Я хочу научиться рисовать.
Грейс сказала, что когда рисует, то забывает все вокруг и сосредотачивается только на своем искусстве. Если это правда, я тоже хотела бы иметь возможность так поступать. Отключаться. Отрешаться.
Забывать…
Было только одно занятие, во время которого я чувствовала нечто подобное. Во время сражений мой мозг отключался, и я полагалась только на свои чувства. Но я не хотела причинять кому-либо вред ради собственного блага.
– Я хочу научиться рисовать, – повторила я. – Неважно, сколько на это потребуется времени. Неважно, насколько хорошо я в этом деле преуспею. Я просто хочу попробовать.
Грейс кивнула в знак понимания.
– Подожди здесь, я сейчас вернусь, – велела она мне и исчезла за дверью под кормовой надстройкой. Вскоре она вернулась, держа под мышкой блокнот и угольные палочки. Блокнот она вручила мне: – Держи.
Я взяла его. Блокнот, обтянутый коричневой кожей, показался мне удивительно легким. Я раскрыла его. Все страницы были чистыми и белыми.
– У меня есть такой же, – объяснила Грейс, вытаскивая красный блокнот из складок юбки.
Она открыла его и пролистала. Блокнот был полон черно-белых набросков, и я была уверена, что смогу найти некоторые из них в цвете где-нибудь на «Скарлетт».
– В этот блокнот я зарисовываю все, что приходит мне в голову и что хочется немедленно воплотить. Я запечатлеваю свои мысли до тех пор, пока картина не станет идеальной, именно такой, какой я ее себе представляю; только потом с помощью красок я переношу ее на дерево. В этом блокноте ты сможешь воплотить в жизнь свои идеи, а когда достаточно набьешь руку, чтобы быть по-настоящему довольной своим искусством, то сможешь начать рисовать красками и кистью.
Теперь я увидела блокнот совсем другими глазами. Он мог стать моим убежищем. С этим блокнотом я могла быть полностью предоставлена самой себе, никому не причиняя вреда. Могла изгнать из головы все дурные мысли, не держа в руке ни меча, ни ножа.
– Спасибо.
– Э, нет. Мы совсем еще не закончили! – широко улыбнулась Грейс – и внезапно перестала быть той застенчивой девушкой, с которой я познакомилась вчера, а превратилась в мою новую наставницу.
Следующие два часа она рассказывала мне о различных видах угольных палочек и о том, как ими пользоваться. Палочки обладали разной степенью твердости и потому давали разные оттенки серого. Более светлые палочки использовались для грубого наброска, а более темные – для того, чтобы обвести готовый набросок и заштриховать его, пока он не станет идеальным.
Наконец я начала рисовать. Я выплеснула на бумагу первое, что пришло мне в голову, и вскоре увидела лицо – кривое лицо с косым носом, неровными глазами и искривленным ртом. Я замышляла нарисовать Люсифера, но готовое лицо выглядело какой-то карикатурной гримасой. Увидев его, Грейс засмеялась:
– Тебе нужны пропорции, но главным образом – практика, практика и еще раз практика. Не стоит сразу начинать с лица, особенно если оно принадлежит конкретному человеку. Даже если ты думаешь, что знаешь человека досконально, до самой последней морщинки, тебе все равно следует сидеть напротив него, когда ты пишешь его портрет. Лучше всего начать с чего-нибудь легкого.
Ладно, с легкого так с легкого. Я нарисовала дерево – и на этот раз получилось куда лучше. Грейс давала мне полезные советы где только могла. Она посоветовала мне сделать отметки, чтобы рисунок не стал слишком большим или слишком маленьким, а также начать со ствола, затем перейти к крупным веткам и только в конце нарисовать маленькие веточки и листья.
Держать угольную палочку в руке было несколько неудобно; она была тяжелее и толще пера и требовала другого давления. Мои штрихи тоже выходили длинными, неровными и часто косыми и кривыми. Грейс посоветовала мне наносить более мелкие штрихи, которые совсем необязательно должны идеально переходить друг в друга – в конце концов, все образуется. Она оказалась права. Когда мой набросок был закончен, дерево выглядело совсем не так ужасно. Не совсем как настоящее, конечно, но вполне узнаваемо. Это была береза с поникшими ветвями.