В этот момент Астра прыгнула вперед, сделала ложный выпад в сторону правого бока Леннокса, а затем выбила один из кинжалов у него из руки. Ударом ноги она отбросила кинжал вне зоны досягаемости своего противника и криво ухмыльнулась.
– Никогда не пренебрегай защитой! – принялась поучать она своего друга.
Леннокс ответил на это рычанием. Он прыгнул вперед, но Астра молниеносно развернулась и снова появилась позади него. Леннокс сделал вид, что безмерно удивлен, но его выдала еле заметная ухмылка. Астра набросилась на него сзади, но в последний момент он уклонился, подставил ей ножку и поймал ее, прежде чем она упала на палубу. Второй его кинжал касался ее шеи. Леннокс прошептал Астре что-то на ухо, отчего та фыркнула, а затем помог ей встать.
Уилл и Серафина, которые стояли у релинга и напряженно наблюдали за поединком, зааплодировали. Я отвернулась, усмехаясь про себя. У меня не было ни малейшего сомнения, что Леннокс скоро сполна заплатит за свою дерзость. Астра очень не любила проигрывать, а необходимость выслушивать после поражения насмешливые комментарии от своего парня отнюдь не улучшала ситуацию. Я втайне помолилась за Леннокса, когда Астра, схватив его за рубаху, стащила его по ступенькам вниз и поволокла по главной палубе.
Некоторое время я смотрела им вслед, а затем перевела взгляд на релинг, к которому прислонилась Морган, уставившись на лазурный океан. Я присоединилась к ней и вновь поразилась ее неземной красоте. Не будь мы на корабле, я подумала бы, что рядом со мною стоит королева – не столько даже из-за красоты, сколько из-за осанки. Она двигалась, как вода, текуче и на удивление изящно.
То, как она прислонилась к релингу, чуть подняв подбородок, подтянув плечи и слегка скрестив ноги, также выглядело невероятно элегантно. Даже моя высокомерная сестра не умела так двигаться. Морган была просто потрясающей.
Мой взгляд скользнул по ее широким льняным брюкам, темно-розовой шелковой рубашке без рукавов и ниспадавшим до самой талии волосам, сиявшим на солнце. Морган повернулась ко мне, и ее шоколадно-карие глаза весело заблестели:
– Да ты никак на меня пялишься?
Она улыбнулась; ее белые зубы сверкнули на солнце. Так как я не умела лгать, то уклончиво ответила:
– А что, это плохо?
Теперь Морган засмеялась.
– Думаю, ты мне нравишься, – сказала она, и мне стало очень тепло на душе.
– Ты потрясающе поешь, – услышала я свой собственный голос. Я нечасто раздавала комплименты, но Морган их заслужила.
Вместо ответа она снова перевела взгляд на океан. Ее безупречная кожа мерцала на солнце золотисто-коричневым оттенком. Я не знала, загорала ли она каждый день или же ее более темный оттенок кожи был врожденным – но, как бы то ни было, я ею восхищалась. Моя собственная кожа оставалась бледной, хотя я каждый день бывала на свежем воздухе.
Морган все еще не ответила на мой комплимент. Она продолжала задумчиво смотреть на воду.
– Я слышала в жизни много комплиментов моему голосу, – заговорила она в какой-то момент. – Не думаю, что заслужила их. Я родилась с этим голосом и вовсе не училась пению, а умела петь уже с самого раннего детства. Мой голос – иногда подарок, иногда благословение, но чаще всего проклятие.
Запнувшись, она снова посмотрела на меня:
– Считай особым знаком доверия то, что я рассказываю тебе о своем детстве. Вообще-то я не люблю о нем говорить.
– Видишь, вот у нас и нашлось что-то общее, – ответила я и ободряюще улыбнулась ей.
Морган кивнула и снова отвернулась в сторону океана.
– У меня было прекрасное детство. По крайней мере, до двенадцати лет, – продолжала она. – Я никогда не видела своего отца, потому что тот ушел от матери еще до моего рождения. Зато моя мать была самой великой женщиной, которую я когда-либо встречала, – сильной, любящей и невероятно умной. Она была моим самым любимым человеком на свете.
Морган грустно улыбнулась. Она говорила о своей матери в прошедшем времени. Что-то случилось с ней, что-то такое, что в итоге привело Морган одну на этот корабль.
– Моя мама любила меня больше всего на свете, и больше всего ей нравилось мое пение. Она всегда хотела, чтобы я ей пела, и я никогда ей не отказывала. Ее собственный голос был слабым и ломким, и вскоре я поняла, что она мечтала о таком мощном голосе, как у меня. Чтобы она была счастлива, я всегда пела ей, когда бы она ни попросила. В свою очередь, она заботилась обо мне, работала и зарабатывала нам на жизнь. Она была портнихой и шила платья для высшего общества Адрии.