Мужчина посмотрел на меня, и что-то в его лице почти неуловимо изменилось.
– Только не это! – умоляюще промолвил он, прежде чем черты его лица стали другими, волосы оказались короче и светлее, а глаза поголубели. А затем, прибитый к земле кинжалами, с обожженными плечами, на поле боя сидел уже не вражеский солдат, а мой брат.
– Только не это! – снова прошептал Леандер, на этот раз своим собственным голосом.
– Нет! – выдохнула я, прежде чем отпрянуть. Споткнувшись о брошенный меч, некогда принадлежавший моему брату, я упала в лужу крови людей, которых только что зарезала. Я убивала их одного за другим – и наслаждалась этой резней. А теперь я как раз собиралась замучить до смерти своего брата. Своего собственного брата. Я была чудовищем, ни капли не лучше того трусливого солдата, которого только что пытала.
Я проснулась не от своего крика, как обычно после кошмаров, а от какого-то отчаянного пыхтения. Казалось, я надолго затаила дыхание и лишь теперь могла более или менее вздохнуть. Сгорбившись, я сидела на койке, задыхаясь и пытаясь найти точку опоры. Все еще ловя ртом воздух, я вдруг нащупала крепкую руку, за которую теперь схватилась, продолжая тихо поскуливать. Передо мною появилось серьезное лицо.
– Дыши, – прошептал Люсифер. – Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Его голос задал мне верный ритм, и вскоре я достаточно успокоилась, чтобы оглядеться. Была ночь; в мой иллюминатор ярко светила луна.
Люсифер, склонившись надо мною, держал меня за руку. Отпустив его, я в шоке отстранилась. Я дрожала как осиновый лист, и впервые за долгое время меня обуял ледяной холод. Тем не менее все мое тело было покрыто пленкой пота.
– Я… я чудовище, – выдохнула я прерывистым голосом.
Я все еще чувствовала духоту, вдыхала запах крови убитых людей и слышала, как говорю все эти ужасные вещи о пытках и смерти солдату, убившему Леандера. Я вновь почувствовала ту пламенеющую во мне ненависть и жестокость, когда ударила его ножом. Но хуже всего было измученное от боли, умоляющее лицо Леандера прямо перед тем, как я проснулась.
Солдат превратился в моего брата. А может быть, это все время был Леандер, а я, в своей ярости и жажде крови, просто этого не заметила.
Сухо всхлипнув, я вздрогнула, когда Люсифер снова взял меня за руку.
– Это был всего лишь сон, – заверил он меня.
– Ничего подобного! – зло крикнула я ему – и уже в следующий момент об этом пожалела. Но это действительно был не просто сон! Все казалось таким настоящим, таким ужасно реальным. А еще сны возникали в подсознании[7], то есть я на самом деле представляла себе, как все это делаю. И если бы убийца Леандера был еще жив, возможно, я бы действительно учинила с ним такое. Я бы замучила его до смерти, как и представляла себе в березовой рощице около Белого дворца, перед тем как мой волшебный дар впервые вспыхнул во мне.
Я была жестоким чудовищем с холодным сердцем, ничем не лучше Авана.
Люсифер сел рядом со мной и нежно обнял меня. На этот раз я не отстранилась.
– Хочешь поговорить об этом? – тихо прошептал он мне на ухо. Я покачала головой, и мы замолчали.
И все-таки в какой-то момент я все ему рассказала. Я не стала упоминать все ужасные подробности, но совершенно точно объяснила, что чувствовала, когда истязала солдата. Я поведала Люсиферу о гневе, ненависти и ужасающем удовлетворении от жалобного хныканья этого человека. Я рассказывала ему о том ужасном чудовище, которое во мне таилось.
Мы все в той или иной степени чудовища.
Так сказала Морган. И она была права. Я же была величайшим из всех чудовищ.
Люсифер молча слушал, и когда я закончила, он лишь вздохнул.
– Тара, – признался он, – мне снились тысячи таких снов, а некоторые из них были намного хуже.
Я моргнула. Этого я не знала.
– Такие сны ужасны, – продолжал он, – и я знаю, насколько виноватым себя после этого чувствуешь. Тем не менее они остаются лишь снами.
– Но ведь чтобы тебе приснилось что-либо настолько ужасное, ты сначала должен себе это представить! – вспыхнула я.
– Знаю, знаю, – примирительно поднял руки Люсифер. – Наше подсознание может быть чертовски жестоким, тут ты права, но это не имеет никакого значения, пока мы знаем, что никогда не осуществим приснившееся на деле. Я знаю тебя и знаю, что ты время от времени страдаешь от вспышек гнева. Но я также знаю, что ты никогда не сможешь сделать что-либо по-настоящему жестокое. Всеми нами порой овладевает ужасная жажда мести, в особенности после войны, но у нас достаточно самообладания, чтобы не пытаться претворить мысли о мести в жизнь. Это и отличает нас от настоящих чудовищ.
7
Хотя и к концу XVII века люди наверняка задумывались о природе снов, концепция подсознания, и в особенности его влияния на человеческие сны, была впервые сформулирована Иммануилом Кантом (1724–1804), а затем подробно разработана Зигмундом Фрейдом (1856–1939).