Сдавшимся повезло меньше, чем первым сбежавшим из города. Их тоже выпускали, но не туда, куда поднявшим руки хотелось, а загоняли всех в огромный фильтрационный лагерь. Прямо на поле, огороженном колючей проволокой, они, предварительно проверенные на предмет оружия и нередко с облегченными карманами, сидели в ожидании конца происходящего. Там шло тщательное изучение личностей, чтобы под шумок из города не смылись ответственные лица.
Не все сдались, кое-кто из тех, кто много терял при перемене власти, пытался еще сопротивляться. На узких улочках неожиданный обстрел был очень опасен и люди в случае сопротивления не пытались с криками «Ура» бежать на пулеметы. Они взрывали стену дома и уже внутри него перемещались к соседнему. Там процедура повторялась. Если орки вовремя не успевали смыться, они могли кончить под развалинами дома. Огневые точки блокировались, и очаг сопротивления просто взрывался.
В Кыыдаан вошли оба горнострелковых батальона, разбитые на штурмовые группы, с дополнительными инженерными и саперными подразделениями. Первыми вдоль улиц продвигались тройки со стрелками, вооруженными автоматами и пулеметом, за ними тройки с гранатометами или огнеметами. При обнаружении сопротивления они вели огонь по противоположным сторонам улицы — тройки, движущиеся по левой стороне улицы стреляли по зданиям на правой стороне и, соответственно, наоборот.
Следом шли саперы, обычно пара троек, которые проверяли захваченные здания на наличие в них мин, проделывали проломы в домах. Орки нередко устанавливали в дверных проемах и на растяжке гранаты, прикрепляя к ним тротиловые шашки. Откроешь дверь и получишь взрыв. Заметить тонкую нить при штурме здания было непросто, а в ночное время практически невозможно. Нюх тут не помогал, слишком все провоняло запахами железа, сгоревшего пороха и крови. Поэтому в двери даже не совались, шли сквозь стены.
В заключение было еще не меньше 5-6 снайперских пар с пулеметчиком, занимающих позиции на флангах наступающего отряда и неизменный бронетранспортер, готовый в любой момент прикрыть броней бойцов или открыть огонь из крупнокалиберного пулемета для поддержки. Вперед их не пускали, у орков, как оказалось, были и гранатометы, а на узких улицах — это гарантированная смерть. Поэтому имелся еще и огромный бронированный бульдозер, сносивший все подряд и расчищавший оставшийся после взорванных и разбитых артиллерий домов строительный мусор.
К сожалению, полностью избавиться от потерь в бою, и тем более в городских застройках, где противник знает все входы и выходы, еще никому не удавалось.
В этом мне пришлось убедиться на собственном опыте. Я по-прежнему таскался за командиром 1-й роты Габи в малопонятной роли прикомандированного специалиста. Попытки уклониться от этой чести и спокойно посидеть в уже обшаренных кварталах, были вежливо и твердо проигнорированы. Вроде как я могу еще потребоваться.
Оба моих заместителя прекрасно научились общаться с Летчиком и, в принципе, в моих услугах уже никто не нуждался. Тем более, что ночью война прекращалась. Вырваться из плотного кольца окружения попыток больше не было. Со злобой обреченных последние защитники города, еще не отступившие в мощную крепость, стоящую на холме, изредка пытались устраивать засады на проводящих зачистки домов солдат, передвигаясь по подземным переходам в уже проверенные дома и выходя в тыл наступающим. Они намереваясь отдать жизнь подороже. Чтобы обыскать такой дом, как здесь, иногда и взвода мало, а в городе строений не меньше пары тысяч.
Вот так я и шел, как привязанный за начальством, когда совершенно неожиданно раздалась длинная автоматная очередь. Впереди рухнул, широко раскинув руки, невысокий солдат. Из дыры на животе выплескивалась кровь, и сам он судорожно скреб землю, явно в последних судорогах агонии. Еще один, неприятно брызнув мне в лицо кровью от попавшей в правую сторону шеи пули, свалился рядом. После таких ранений не выживают. Остальные, стреляя на ходу и издавая невразумительное рычание, мгновенно кинулись к дому, откуда стреляли. Навстречу нам с не менее кровожадным ревом выскочило несколько орков.