Нет, это не отчаяние — меня душит ярость. Грязные игры способны осквернить любую, самую светлую мечту. С Борисыча станется пожертвовать ради Марса чем угодно и кем угодно, включая себя, — но он уверен, что мы на это не способны? Этим подлым молчанием Земля не оставляет мне выбора. Сказали бы честно, мол, так вышло, ребята, если летите на Марс, шансов вернуться нет, решайте сами — и мы бы решали… Но загнать нас туда обманом? Нет, черт возьми! Одно самоуважение заставит повернуть самому.
И потом до конца жизни тихо сидеть на даче, внуков няньчить. А можно подумать, если бы мне дали выбирать, я бы решил иначе…
Тренажер еще раз жалобно пискнул.
— Командир, — тихо сказал за спиной Михаил, — это уже тройная норма. Не стоит.
Семен нажал кнопку торможения и обернулся. Миша прятал глаза. Семен вздохнул.
— Ладно. Извини.
Михаил поднял голову.
— Это ты меня извини. Я… Не знаю, как сорвался. Всем обидно.
— Да, — просто согласился командир и протянул ему руку.
Рукопожатие в невесомости посреди бесконечной пустоты — чем не точка опоры?
Ничего не могут взять на себя!
Он не сдержался и легонько стукнул кулаком по идеальной поверхности антикварного стола.
Конечно — доложил, и совесть чиста. Стоит вон, ест глазами, ждет гениальных распоряжений. А я им что, старик Хоттабыч? Что я теперь-то сделаю? Упустили какого-то щенка, информацию уже не остановить. Только и остается делать хорошую мину. И ведь даже не отодрать за то, что упустили!
— Я уже знаю об этом. И мне очень интересно, почему я узнаю о таких проблемах из средств массовой информации, генерал?
— В ЦУПе рассчитывали оптимальную траекторию поворота. Сотрудник, выступивший на радиостанции, был не в курсе и неправильно интерпретировал задержку. Лучшее время для маневра наступит только недели через три, поэтому… В общем…, — генерал, багровея, безнадежно путался в оправданиях.
Президент профессионально держал паузу, позволяя тонущему — тонуть. Не знаешь, что хуже — слишком инициативные идиоты или такие вот, докладчики. Не следовало вообще ввязываться в эту авантюру с Марсом, тем более перед выборами. Но, черт побери, так все было привлекательно и убедительно. Американцы в самом деле сразу урезали свой космический бюджет, практически, отказались от гонки. А теперь, похоже, приз все равно достанется им. Второй попытки нам не потянуть. А уж для оппозиции какой лакомый кусочек! Сейчас зайдутся в хоровом лае насчет преступного разбазаривания, в то время, как тысячи обездоленных сограждан…
Как говорил Черчилль, это хуже, чем преступление — это была ошибка. И она может стоить мне второго срока.
Все спят. Подвахта — по расписанию, а Димка, умаявшись за авральные сутки — прямо у пульта. Вот поэтому не стоит пристегиваться на вахте. Мобилизует.
Ренат пригасил освещение и бесшумно подплыл к иллюминатору на теневой стороне. Тусклое бесстрастное лицо в темном стекле прибито к пустоте блестящими гвоздиками звезд. Острые скулы, точеные брови, чуть раскосые глаза в глубокой тени длинных ресниц. Дисциплина, вбитая в плоть и кровь. Спокойствие, вошедшее в легенды и анекдоты. Вежливость литературных аристократов. Неизменная компетентность, постоянная готовность выполнить приказ. Безупречный подчиненный, совершенный помощник, идеальный товарищ…
Маска, приросшая к лицу. Роль, заместившая душу. Кто ты, вечный Второй? Кто ты, там, под маской? Что стоит за твоей исполнительностью — высокая дисциплина служения или просто отсутствие собственной воли?
Где-то там, в глубине, под броней киношного супермена прячется интеллигентный мальчик, когда-то бросивший консерваторию ради летного училища, чтобы доказать девушке, что он не трус. Потом он это проделывал много раз — доказывал себе, другим, ей, доказывал прежде, чем кто-то начинал сомневаться, доказывал, когда все давно сомневаться перестали. Доказал? Другим — пожалуй. Даже ей. В конце концов, он слепил из себя образ, который она готова была полюбить, и она сдалась. Покорилась — и навсегда заперла его в клетке придуманной роли. А себе?
Солгу ли я сейчас, глядя в глаза себе, глядящему на меня из глубины Вселенной? Кто я? Глупый вопрос. Меня нет, я — лишь отражение чужой мечты, воплощенный воображаемый персонаж, не существующий в природе. Я действую не так, как хочу или считаю нужным, а так, как ждала бы от меня она. Роль заставляет меня быть всегда лучшим, лишь истина не дает стать первым.