Дуся, дочитав до конца, вздохнула. Ей хотелось читать до бесконечности, но солдатское письмо было коротенькое. "Да и что он будет писать об этих мастерских",- подумала она, складывая, как и был треугольником, конверт. - Вот и помоги маме, - думала она, направляясь домой. - Завтра уезжаю, а на сколько, не знаю. Наверное, на месяц, а может - и два. Кто его знает? И главное, в самый разгар летних работ.
- Пойду обрадую мать, - думала она, глядя на конверт, и поспешила домой.
В переднюю вбежала как вихрь. Но матери в избе не оказалось. Она кинулась во двор и увидела мать на огороде. Она кинулась туда.
- Мама, мама! - звала она, помахивая конвертом над головой. - От отца письмо!
- Ой, боженько! - засуетилась мать, и кинулась навстречу дочери, охая, а когда подошла и увидела конверт, прошептала: "Читай, доченька, читай. - Слава тебе.., что жив."
Дуся раскрыла конверт и стала читать уже знакомые строки. Мать слушала внимательно, и только шептала:„Жив. ., aгa, жив.., живой..." А когда Дуся кончила читать, мать сказала: «Дай, дочь, мне письмо,» - И когда Дуся отдала, она повертела его в руке, посмотрела на штамп и аккуратно свернув, положила в карман фартука. Они повернулись, и, не говоря друг другу слова, молча направились во двор.
Когда зашли в избу, мать достала треугольничек из кармана, чтобы положить его на ходики, висевшие на стене, для надежной сохранности, но не выдержав, попросила дочь прочитать еще раз.
- Ты, доченька, прочитай еще, - просила она. - Живой отец-то наш! Я знала, сердцем чуяла, не погиб... Читай, доченька, читай.
Дуся, бледная, взволнованная не меньше чем мать, стала читать. Читала она медленно, глотая откуда-то взявшуюся слюну, а затем совсем расплакалась. Мать тоже плакала, вытирая фартуком глаза. Меньшие брат и сестра проснулись и непонимающе смотрели на мать и Дусю. Мать увидела, что они проснулись и сквозь слезы стала им говорить: - Деточки, еще глупенькие, папка живой, вот письмо прислал, вам поклон передает... Пишет. ., чтобы слушались маму..!
Переговорили, поплакали еще раз, и когда немного успокоились, мать спросила: «Ну, что тебе председатель сказал?»
- Завтра, рано утром, выезжать. Со своими продуктами.
- И надолго?
- Неизвестно... Пока никто не знает.
- Ох, тогда надо готовиться,- заспешила, заохала мать.- И что туда готовить? Это же не на один день.
Она взяла из рук Дуси письмо, положила его на часы и, охая, вышла из комнаты.
Дуся, оставшись одна, призадумалась: "Если, допустим, ехать на месяц, то надо брать, кроме рабочей одежды, выходную, сменное белье, а вдруг дождь. А вот от дождя у меня ничего нет. Взять брезентовый плащ отца. Тяжелый. Но что поделаешь? "
- Дусь, а Дусь!- позвала мать из кухни.
- Что там, мам, - отозвалась она.
- Что же собирать тебе?
- Да что, положишь.
- Как это, что положишь!- возмутилась мать. - Ты же едешь не в гости и ни на один день, самое малое, считай, на месяц, а то и два.
- Председатель обещал подводу для подвоза продуктов.
- Да что она каждый день продукты будет возить вам. Их в колхозе одна-две и обчелся. Председатель сам часто ездит на стареньком велосипеде.
- Я не говорю, что каждый день, а в неделю раз.
- Так и скажи, готовь на неделю, а там и две. Как, говорится, едешь в дорогу на день - бери продуктов на пять. Положу недели на две. - Ложи на две. Не на себе нести, довезут. Так за сборами в дорогу прошел незаметно день.
Рано утром, девушек и молодых женщин отправили в район в сопровождении двух подвод.
8
Проснувшись, Дуся повела еще мутными спросонья глазами по дощатому, не смазанному, а оттого и почерневшему от времени, потолку; в неровностях стен, сложенных из цельных ошкуренных бревен и по углам висела старая, пропитанная легкой трухой паутина. Между бревен кое-где от времени образовались щели, через которые пробивался еще неясный рассвет. Дуся перевела свой взгляд на девчат, лежавших в разнообразных позах на соломе, разбросанной прямо на полу. Они крепко спали.
Вчера им достался тяжелый каменистый грунт, и все изрядно устали. Бок, на котором она лежала, занемел, хотела повернуться на другой, но только шевельнулась, как боль ударила в поясницу. Она чуть не вскрикнула, но сдержалась. Тело все ныло от земляной работы, особенно руки и ноги. Приходя в себя, она подумала: «Откуда такая боль? Ведь я нигде не падала, не ушибалась.» Она, не веря себе, решила снова повернуться и тем самым испытать себя. Повернулась и, замерев в ожидании боли, прислушалась, но боль не повторилась. Она обрадовалась, но все еще чего-то боялась. Она еще раз повернулась, теперь уже на тот бок, на котором лежала, но острой боли, как была в первый раз, не появилось, но она полностью не освободилась от страха, который сковывал все ее существо, но уверенность в своих силах нарастала.
Она еще раз окинула взглядом старый, видать построенный еще до коллективизации из добротных дубовых плах амбар, который каждую секунду наполнялся ярким светом, исходящим снаружи.
Дуся поняла, что скоро взойдет солнце, значит, надо вставать и будить девчат. Она знала, рано вставать, они привычные - все из деревни. Там позорно нежиться по утрам. Чуть забрызжет свет на восточной стороне, а по селу полетел людской гомон, стук открываемых дверей.
«Пусть поспят еще минут тридцать, - подумала она.- Работа в селе как ни тяжела, но устаешь не так, как здесь. Земляные работы под стать мужикам, а не молодым девчонкам, как она и ее подруги.
Им бы в такие июньские ночи не спать, а проводить время с любимыми парнями. В жизни, к сожалению, не так получается, как хочется: парни на войне убивают друг друга, а девчонки роют землю. На коровах боронили - и то легче было» - И она вспомнила про Раю, которая все еще, как живая, стоит перед глазами. «И надо ж такому случиться. Сколько там людей прошло и проехало, и ничего, а тут тебе надо ж, рвануло. . , и нет Раи.»
Она поискала глазами Мотю, а затем Полину и, убедившись, что они спят крепко, порадовалась за них.
"Пора вставать!" - приказала она себе и тут же начала подниматься. Сперва села, упершись руками в пол и, посидев так несколько минут, встала на карачки, а затем во весь рост."Хорошо, что все спят, а то увидели бы как я вставала, засмеяли,"- подумала она. Поясницу ломило, а в мышцах рук и ног стояла тупая боль. «Это же первый день, а что же будет дальше?» - спросила она у себя. Затем вспомнила мать, и ей захотелось плакать, но она, проглотив ком, сдержалась. Мать как живая стояла перед глазами с опущенными руками и все крепче сжимала губы, сдерживалась, чтобы не заплакать. Но когда стали прощаться, не выдержала и заревела во всю мочь, по-бабьи приговаривая: «Видел бы отец, куда ты едешь!» - охрипшим голосом говорила она, и Дуся не выдержала - заревела тоже, навзрыд.
Но через две-три минуты, переборов себя, она разжала руки, обвившиеся вокруг материнской шеи, и сказала: ,, Ну, мамочка, сколько не плачь, а ехать надо, пора..." Вспомнила, как прощалась с братом, сестрой.
Все это вспомнилось, прокрутилось в мыслях за какие-то секунды, растеребило душу. Она направилась к двери амбара и, проходя по дорожке у ног девчат, все еще боялась, что ее настигнет страшная, только что прошедшая боль в пояснице. Но та ее щадила, не возвращалась.
Она сняла крючок с петли и тихонько приоткрыла дверь. Утренний рассвет окутал прохладой и как бы вдохнул в ее тело бодрость. Она смелее распахнула дверь, шагнула за порог и, прикрыв за собою дверь, пошла по росной траве выгона, всё более убыстряя шаг, а затем перешла на шаг рысцой и так, не замедляя и не ускоряя шага, пробежала несколько кругов. И как только почувствовала, что тело ее нагрелось, она перешла на медленный шаг и стала делать зарядку.
С пригорка, где стоял амбар, хорошо было видно, как просыпалось село, звуки которого доносились до выгона. Дуся слышала, как хлопали двери, скрипели колодезные журавли, бряцали дужки ведер, голоса людей и животных. Их хозяйка тоже ходила по двору.