— Шьете мокрое дело? Не выйдет!
— «Мокрое»? — переспрашивает Дегтярев. — Почему «мокрое»?
Черт! Чуть не засыпался…
— Предполагаю, — говорит Зарубин, следя за каждым своим словом. — Какой же милиционер добровольно отдаст оружие? А может пистолет, который я купил на рынке, вовсе не его? Номера на нем нет. Спилил кто-то…
— Его. Вы отлично понимаете, что установить это было нетрудно. Могу ознакомить вас с заключением криминалистической экспертизы.
Зарубин долго читает заключение, стараясь продумать ответы на возможные вопросы следователя.
— Убедились, что пистолет, который вы признали своим, принадлежал сержанту милиции Малышеву?
— Разве я мог знать, что этот мерзавец на рынке продал мне милицейский пистолет?!
— На каком рынке?
— Даниловском.
— Опишите человека, продавшего вам пистолет.
Неужели поверил? Не похоже. Этот следователь не так уж глуп. Но главное — оттянуть время. И Зарубин медленно, будто припоминая, «описывает» приметы.
«Им придется проверять мои показания, — думает Анатолий. — Пусть поищут, а я тем временем что-нибудь соображу».
— У вас есть плащ? — неожиданно спрашивает Дегтярев.
Нашли?.. Ну, мало ли людей, у которых такие плащи. Им не удастся доказать, что плащ его. Даже если нашли.
— Плаща у меня нет и не было.
— Ваша мать говорит, что у вас был китайский плащ.
Дегтярев видит, как заиграли желваки на скуластом лице. Но голос Зарубина звучит ровно:
— Мать спутала. Китайский плащ был у брата.
— Идите и подумайте. Хорошенько обо всем подумайте.
Зарубина увели. Его место занял Ракитин.
— Расскажите о нападении на милиционера.
Неужели Анатолий сознался? Ведь за это расстрел… Нет, Кобра не мог сознаться! Не мог…
— Я ничего не знаю! Какое нападение? Я ничего не знаю…
— Пистолет № 2109 отобран у сержанта милиции, которого вы убили десятого мая ночью в Покровско-Стрешневе.
«Которого вы убили…» Значит, милиционер умер?! И Кобра свалил убийство на меня! Убийство… Нет, только не это, только не это! Я не убивал! Я его ни разу не ударил… А может быть Кобра ничего не сказал? И следователь берет «на пушку»? Все отрицать — только так можно спастись! Никто ничего не знает. Никто. Один Кобра…»
Словно издалека доносится голос Дегтярева:
— Какой у вас плащ?
— Серый, — машинально говорит Борис.
— А у Зарубина?
«О чем он спрашивает? Зачем это ему? Но пусть. Пусть спрашивает о чем угодно, только не о пистолете. Только не о нападении!» И вдруг словно железный обруч стиснул горло. Плащи… Он совсем забыл о них. В ту ночь Анатолий и он были в плащах. Их нашли, и теперь… «Что теперь? Как они могут доказать, что это наши плащи?»
Дегтярев как будто читает его мысли:
— Плащи найдены. И плащи эти ваши. При обыске у Зарубина обнаружен капюшон. Криминалистическая экспертиза установила, что капюшон и плащ — части одного комплекта.
— Но я здесь причем? Мало ли с кем Кобра мог напасть на милиционера…
— В кармане серого плаща лежит пакетик с нембуталом. Восьмого мая вы были в поликлинике и жаловались на бессонницу. Врач выписал вам рецепт. Только молодостью и неопытностью врача можно объяснить, что он поддался на ваши уговоры и согласился дать такое сильнодействующее средство. На следующий день в аптеке на улице Горького вы купили снотворное. Боялись, что начало вашей преступной деятельности лишит вас сна.
«Он все знает… Решительно все!»
— Ну, как? Будете говорить?
— Да… — Борис проводит языком по пересохшим губам. — Но, клянусь, я не убивал… Я даже не знал, что Кобра на это решился. Клянусь…
— Только стояли рядом и смотрели, как Зарубин убивает человека? Вы — молодой, здоровый, сильный — не могли помешать убийству?
«Этот следователь будто своими глазами все видел…»
— Поедете с нами на место происшествия. Покажете, где и как все произошло.
В Покровско-Стрешневе, около дома, где Зарубин убил сержанта милиции, Борис испытал такое потрясение, словно ему заново пришлось пережить весь ужас той ночи. «Поговорить бы с кем-нибудь. Открыто, без утайки… Но разве хоть один порядочный человек захочет меня слушать? Может быть, только он, этот следователь…»
И Борис говорит. Сбивчиво, путанно говорит о себе, о своей жизни. Он всегда был прямо-таки влюблен в себя. Думал, нет никого на свете красивее, умнее, талантливее. Знал, что многого мог бы достигнуть трудом. Но когда это будет? Пройдут лучшие годы. Уйдет к другому Марго… Он должен удержать ее, удержать во что бы то ни стало! Он хочет с блеском пройти по жизни. Сейчас же. Немедленно. Как это сделать? Путь указал Анатолий. Сначала испугался, но потом решил — почему бы и нет? И что такое честность вообще? Понятие весьма относительное! Главное — не влипнуть. А вдруг? И тогда опускались руки, пересыхало во рту. Наверно, он трус. Жалкий, ничтожный трус!.. Бежать! Бежать из Москвы. От родных, от друзей, уверенно шагающих в будущее! А может быть лучше шагать с ними в ногу? Не ждать каждую минуту ареста? Не бояться?.. Но он с негодованием отбрасывал эту мысль, недостойную «свободного и гордого человека». А она все возвращалась и возвращалась. Развенчивала ореол «романтики». Теперь он понимает — какая тут к черту романтика! Одна гадость и грязь. Если б можно было вычеркнуть из жизни все, что с ним произошло после встречи с Зарубиным! Все, кроме знакомства с Марго. Но не вычеркнешь. Теперь уже не вычеркнешь…