После этого языки подсудимых развязались. Пораженные аульчане услышали имена злодеев, среди которых наряду с известными фигурами махровых кулаков были и имена некоторых седобородых, почтенных стариков.
Когда главные имена были уже произнесены, опрашиваемые наперебой с жаром и горечью стали рассказывать о самых мелких деталях печальных событий, которые происходили примерно так: почтенный старец как бы случайно встречал кого-нибудь из них на улице и, сокрушаясь о несчастии, грозящем аулу, говорил с благочестивым видом: «Все равно колхоза не будет. Так зачем же нам долго мучиться? Пусть гибнут и лошади и инвентарь, лишь бы люди избавились от этого бедствия — колхоза…» И после того как проведена была такая первоначальная «обработка», людям, которых легче было обмануть, враг стал давать прямое задание: «Первыми должны погибнуть лошади именно тех, кто с большей охотой вступил в колхоз». Еще более покорным и податливым они раскрывали свои вредительские планы. Некоторые из наиболее податливых конюхов приглашались даже на тайные совещания, что происходили в кунацких Бехуковых, Аликовых, у Измаила. Те же, которые почувствовали неладное и отказывались выполнять поручения врагов, отстранялись от работы под всякими предлогами председателем колхоза Юсуфом Бехуковым…
Особенно потрясающее впечатление произвел на всех рассказ о злодеяниях Лыхужа. Один из конюхов рассказывал, как Лыхуж с пучком сена в руках переходил от сапной лошади к здоровой и с едкой улыбкой совал зараженное сено в ноздри несчастных животных, приговаривая: «Мои бедняжечки, вы жертвы для спасения аула!»
Сначала собравшиеся слушали эти рассказы, цепенея от изумления. Потом их охватил гнев, который они не в силах были сдержать. «Зачем столько разговоров с этими негодяями! — послышались крики. — Надо их вывести за аул и самих, как сапных, прикончить!» — «Вилами заколоть, как бешеных собак, да и весь разговор с такими!»
Опрос Лыхужа Биболэт оставил напоследок. Ему уже ясно было, что к Лыхужу сходятся все нити вредительства. Если бы удалось развязать Лыхужу язык, то это привело бы к еще более важным разоблачениям. Но он чувствовал, что этот закоренелый злодей был крепок, как сучковатый пень. Единственную надежду он питал на то, что Лыхуж будет приперт к стене многочисленными показаниями свидетелей.
Но Лыхуж оказался еще более неподатливым, чем предполагал Биболэт. С ледяной невозмутимостью, уверенный в своей неуязвимости, чужой и враждебный всему аулу, предстал он перед судом. «Оттого, что несчастные люди, запуганные вами, лепечут нивесть что, я не могу брать на себя того, чего я не делал!» — твердо заявил он и окончательно уперся на этом.
Грозный ропот пробежал по рядам слушателей, гневное возбуждение их достигло предела, люди вскочили с мест, послышались крики:
— Можно его не спрашивать больше, и так все ясно!
— Разве можно столько возиться с этим шакалом!
— Надо прикончить его самого так же, как он приканчивал несчастных животных!
Биболэт встревожился, — как бы дело не дошло до самосуда. Он решил поскорее закончить разбирательство, — цель его была достигнута.
Посовещавшись с членами суда, Биболэт поднялся и объявил:
— Суд тоже находит, что нет необходимости дальше возиться с Лыхужем, — лицо его достаточно здесь выявлено. Мы направим его дело куда следует.
При помощи общественного обвинителя Доготлуко собрание вынесло единодушное решение:
«За контрреволюционную вредительскую деятельность против Советской власти, против народа кулацкие семьи предать суду, предъявив иск колхоза к ним за нанесенный их вредительской деятельностью материальный ущерб. Просить Советскую власть изъять этих неисправимых злодеев из нашей среды, выселив их за пределы нашей области».
В приложенном к этому решению списке перечислялись Бехуковы, Аликовы и Шумытли — всего тринадцать кулацких семей.
Перед закатом солнца кончили рыть канаву и пустили водонасосный мотор. Небольшая струйка воды двигалась, наворачивая на себя пылинки, по дну канавы, торопливо искала прохода, извивалась, а в некоторых местах совсем останавливалась, не в силах преодолеть какой-нибудь бугорок. Как за живым новорожденным существом, следили люди с фонарями в руках за первым движением воды и заботливо расчищали ей путь.
У мотора по линии канавы и возле парников была поставлена охрана. Только в полночь довели воду до парников.
А на следующее утро вода уже до краев заполнила водоем и всю ложбину. Гуси и утки окраинных домов аула плавали, тихо раскачиваясь на поверхности воды. Женщины и ребятишки, выгнавшие телят на толоку, глазели на образовавшийся за ночь водоем, как на чудо.