Волнение от предстоящей работы и от успеха, которого я могла достичь, отозвалось спазмами в желудке и мандражом в груди… А ведь я смогу! В душе алым бутоном набухла до поры спавшая гордыня – я действительно смогу!
***
Утро понедельника в точности повторилось во вторник, среду и четверг. С той разницей, что сил бежать и преодолевать тяжесть в лёгких и левом боку мне помогала не стихающая злость на Глеба-предателя. В попутчике по бегу я теперь видела не только конкурента, но и врага, обидчика… мужчину.
Что они о себе все возомнили?! Хотят – женятся, хотят – целуют, хотят – грудь разглядывают! Но ни один из них не спросил, чего хочу я!
Каждый день я получала сообщения от Тимофея, звонки которого игнорировались. Сначала не было желания общаться с любым представителем мужского пола, потом элементарно перестало хватать времени. Парень поначалу недоумевал, затем в его посланиях появилась раздражительность. И вот эпилог нашей переписки – гневное «К черту!». И когда я приладила последний фрагмент тарелки, то внезапно осознала, что всё правильно. Обстоятельства сложились так, что мне даже выбора самой делать не пришлось. Просто очередной не мой человек!
Оставался Захар. Но он, кажется уже и забыл о моем существовании. За полторы недели Кошатник так и не дал о себе знать.
Работа с блюдом шла медленно и нервно. Тёплое умиротворение, которое обычно дарила реставраторская деятельность, не приходило. Я списывала нервяк на созерцание днём на работе счастливой невесты, а вечером в мастерской – безобразно довольного жениха. Чужое счастье раздражало, бесило и лишало сил.
В четверг вечером творческий процесс застопорился. Пазл блюда лежал собранным, но всё ещё не склеенным, поскольку пропал один фрагмент. Глеб категорически не признавал за собой вину и даже обиделся на обвинения в краже. Два его помощника по ремеслу тоже были допрошены с пристрастием, но ни в чём не признались.
До Нового года оставалась неделя… Проще говоря, через семь дней я должна была признать себя несостоятельной в мастерстве реставратора, ибо на изготовление исчезнувшего куска требовалась уйма времени.
10.2
04.06.18
Вечер последнего четверга выдался снежным и нервным. Накануне на работе отгремел корпоратив, дав старт предпраздничной лихорадке. Все ерзали на стульях в ожидании окончания рабочего дня, недели, года…
Мне было не до праздника и не до подарков, ни до чего и ни до кого. В груди горело и скреблось чувство обеспокоенности. Вчера провалилась третья попытка изготовить недостающий фрагмент тарелки. Покрытая кракелюром глазурь черепка, словно насмехалась над всеми моими усилиями, растрескалась.
В носу свербело от одних воспоминаний, а горькие слёзы были готовы испортить непритязательный макияж, когда брякнул дверной колокольчик. Дверь широко распахнулась, впуская Глеба, следом за которым тянулся шлейфом сонм весёлых снежинок.
Друг сбросил пальто и подошел ко мне. На его лице горел задорный румянец, в капельках на ресницах отражался свет рабочей лампы. Он смотрел на меня, как я смотрю на милых котят, сладко сопящих на мягком клетчатом пледе.
– Я так и знал, что застану тебя здесь, Вася! Тебе пора домой. Ты купила что-нибудь лавандовое? Помнишь, я предупреждал?
– Свадьба прекрасно пройдёт и без меня, – тихо сказал я, спрятав лицо в скрещенных на столе руках.
Рука Глеба опустилась на мое колено. Я вздрогнула и подняла голову. Друг сидел на корточках рядом со мной.
– Вась, ты устала. Иди домой. Завтра можешь прийти сразу в ЗАГС, –Глеб говорил почти шепотом. Поглаживая меня по волосам, он пытался заправить за ухо короткую прядь.
Я прикрыла глаза, наслаждаясь некогда желанной лаской. Под веками стало отчаянно горячо. Горячие слезы закапали предательски быстро. Большим пальцем Глеб неспешно размазывал быстро остывавшую влагу по веку, словно пытался вернуть её к истоку. Я зажмурилась, стараясь сдержать всхлип, и тут же получила обжигающий поцелуй в лоб. Словно выстрел.
Глеб никогда не был сентиментальным. Он бесшумно встал – в один миг я перестала чувствовать его рядом. Я слышала, как он надел пальто и прошёл к стойке, слышала его пустое «До завтра». Задержка на два удара сердца – вероятно, Глеб ожидал ответной реплики, – и валдайский колокольчик оповестил о том, что я осталась одна в мастерской. Глеб покинул её. Покинул моё сердце… А жизнь?