Во многих случаях одна форма эксплуатации накладывается на другую. В Южной Африке зарплата шахтеров могла быть снижена еще больше - принуждение было еще сильнее - в результате монопольной власти шахт; или, что еще хуже, горнодобывающие компании могли вступить в сговор. А законодательная база еще больше усугубляла ситуацию. До 1982 года черные южноафриканские шахтеры не имели права объединяться в профсоюзы, что ослабляло их переговорную силу.
Многие либертарианцы могут согласиться с государственным вмешательством, призванным ограничить отклонения от конкурентного равновесия. Например, "право" монополиста пользоваться этой властью и повышать цену до любого уровня, который он захочет, очевидно, влияет на мои бюджетные ограничения; оно уменьшает мою свободу тратить. Если я хочу купить определенное количество его товара, я вынужден потреблять меньше других товаров. Возможно, более показательным является то, что если монополист полностью контролирует лекарство, необходимое мне для жизни, он обладает реальной силой принуждения. Он может заставить меня отказаться от всего, чтобы выжить. В какой степени это отличается от того, что меня держат под дулом пистолета?
Завышение цен - крайнее злоупотребление рыночной властью
По общему мнению, хотя некоторые экономисты с ним не согласны, завышение цен следует пресекать или просто не допускать, особенно когда речь идет о таких предметах первой необходимости, как жизненно важные лекарства, отопление или топливо. Один из способов борьбы с этим явлением - заставить тех, кто завышает цены, отказаться от своих прибылей, фактически поделившись ими с остальным обществом.
В разные времена и в разных условиях общество придерживалось различных мнений относительно установления цен, значительно превышающих затраты.
Ранее я уже отмечал критическое различие между Соединенными Штатами и Европой в этом отношении. В США, если компания получает свою монопольную власть законным путем, она может делать с ней все, что захочет, - вымогать столько, сколько сможет, у больного раком, которому нужен препарат, или у его страховой компании. В Европе это запрещено. Кто-то может спросить, почему в разных странах существуют разные правовые режимы, регулирующие максимальные цены, которые может устанавливать фирма? Разве нет эффективного ответа? Экономическая теория дает ответ. Монополии ведут к искажениям, независимо от того, законно ли получена монопольная власть или нет. Фирма назначает цену, превышающую ее (предельные) издержки (затраты, которые она понесла бы при производстве дополнительной единицы продукции), в результате чего производство и потребление подавляются ниже эффективного уровня. (На эффективном уровне цена, отражающая ценность товара для потребителя, равна предельным издержкам; это также уровень, который был бы реализован в условиях конкурентного равновесия). Позиция США, согласно которой не должно быть никаких ограничений на осуществление законно приобретенной монопольной власти, подразумевает, что в таких ситуациях цены будут слишком высокими, а потребляемые объемы - слишком низкими. Высокая цена приводит к перераспределению доходов от обычных людей к монополисту, что создает еще большее неравенство.
Ответ на вопрос о том, почему в США и Европе разные правовые системы, заключается не в том, что за океаном законы экономики работают по-разному, или что существуют разные обстоятельства, которые делают компромиссы разными или заставляют оценивать их по-разному. И в Европе, и в США безудержное использование монопольной власти плохо по всем разумным экономическим соображениям. Разница в политике объясняет разницу в правилах. Здесь особенно важна власть фармацевтических компаний, которая в США, очевидно, гораздо сильнее, чем в Европе.
Один из контекстов, в котором завышение цен особенно предосудительно, - военное время. Общее отношение к этим вопросам отражено в законодательстве военного времени, которое делает незаконным завышение цен, а в случае обнаружения позволяет переписать платежи по контрактам в сторону уменьшения. И не зря: это подрывает национальную солидарность, необходимую для успеха в войне. Пока молодые люди хотя бы на время отказываются от карьеры и даже жизни, другие наживаются.
В первые дни российско-украинской войны, пока украинцы отдавали свои жизни, сопротивляясь российской агрессии, транснациональные нефтегазовые компании и многие энерготрейдеры наживались как бандиты, получая десятки миллиардов долларов сверхприбыли, для которой они ничего не сделали. И что примечательно, вместо того чтобы взять эти деньги и вложить их в быстрое расширение производства, чтобы облегчить боль, которую испытывали многие, они распределили прибыль между своими богатыми акционерами в виде дивидендов или обратного выкупа акций. Несмотря на отсутствие доказательств явного сговора, негласный сговор, по-видимому, имел место. Все компании, очевидно, понимали, что цены упадут, если они быстро увеличат производство, поэтому ценовой сигнал (в рыночной экономике предполагается, что более высокие цены дают сигнал фирмам производить больше), который громко говорил о необходимости наращивать производство, был проигнорирован; даже производство газа для гидроразрыва пласта, который можно было бы быстро вывести на рынок, не увеличилось, как можно было бы ожидать.