— Так, травмы нет. Он пытался завладеть оружием? Для побега или с какой‑либо иной целью? — спросил чиновник, скользя шариковой ручкой по бумаге, под которую была подложена копирка. Бригадир покачал головой, давая мне знак ответить отрицательно. Чиновник этого не видел.
— Нет, не пытался, — твёрдо ответил я и взглянул на правый бок Накагавы: из расстёгнутой кобуры виднелась рукоятка пистолета. Чиновник тоже заметил это, но ничего не сказал.
Вдруг заключённый вскинул голову, привстал и закричал, обращаясь к чиновнику:
— Врут они! Я бежать хотел! И пистолет пытался выхватить. Вы что, суки, задумали? Вздёрнуть меня торопитесь?
Я схватил его за плечо и усадил на место.
— Тебя пока не спрашивают, — спокойно ответил чиновник. Заключённый злобно глянул на него, стряхнул мою руку с плеча и судорожно вздохнул.
— Значит, никакой конкретной цели он не преследовал, так?
— Так точно, — ответил бригадир из‑за спины чиновника.
— У Накагавы есть травмы?
— Пустяки.
— Ладно, подпишитесь вот здесь.
Чиновник протянул нам исписанный лист бумаги. Мы трое приложили к нему свои печатки.
— Можете идти, — сказал чиновник мне и Накагаве и подложил копирку под новый лист бумаги. Мы вышли из комнаты. Проходя по коридору, мы услышали, как заключённый что‑то завопил. Потом стало тихо.
В комнате охранников никого не было, только вентилятор медленно крутил свои лопасти под потолком. Накагава подошёл к дивану и молча сел. Я снял фуражку, убрал оружие в шкаф и, подойдя к окну, широко раздвинул шторы. Солнце клонилось к закату.
— Ничего, бывает, — сказал я, глядя в окно. Потом, стараясь не смотреть на Накагаву, подошёл к своему столу, вытащил из ящика непочатую пачку сигарет и закурил. От дыма слегка закружилась голова. — Хочешь? — Я протянул пачку Накагаве. Он чуть приподнял голову, взял сигарету и, опять уставившись вниз, стал жадно затягиваться. Пепел сыпался на пол. Я достал ещё одну для себя. — Не расстраивайся, — сказал я. — Вот сходим на рыбалку, и все забудется.
Накагава, не ответив, бросил окурок в пепельницу и быстро встал. Потом порывисто снял портупею, запер шкаф и направился к двери.
— Эй, завтра на рыбалку, не забудь, — сказал я ему вслед.
— …До свидания.
Дверь захлопнулась. Слегка шаркающие шаги Накагавы затихли вдали. Я тоже направился было к двери, но, передумав, вернулся на диван и не спеша докурил вторую сигарету.
Предвечернее затишье кончилось, задул ветерок. Я посмотрел на часы, выключил вентилятор и вышел из комнаты. Когда я шёл по спортплощадке, солнце уже садилось, закат полыхал в полнеба. По ту сторону газона чернела чья‑то фигура, но тут же скрылась за деревьями. Кажется, это был Накагава.
Луч прожектора медленно делал круги, и огромное световое пятно обшаривало насыпи и деревья.
Возле ворот стояло несколько грузовиков, гружённых стульями и столами, которые заключённые изготовляли в мастерских.
Когда я подошёл к дому, навстречу выскочили сыновья и повисли у меня на руках.
— Добрый вечер, — крикнула жена из кухни. Дети схватили мою фуражку и понеслись прочь. Я прошёл на кухню, умылся, разделся, обтёрся водой до пояса и надел халат.
— Милый, ты что, обещал детям взять их на море? — спросила жена за ужином.
— Угу.
— Но ведь сейчас нельзя.
— Почему?
— Волны ещё большие. Опасно.
— Ничего. Я знаю тихое место.
Я выпил залпом бутылку пива.
— Нет, правда не опасно?
— Ничего.
— Ну и когда ты думаешь? — спросила жена.
— Завтра, завтра! — закричали дети, разбрасывая рис из тарелок.
— Завтра не получится. На рыбалку иду.
— Опять? Ты же совсем недавно ходил.
— Да, опять.
— Неужели это так интересно?
— Конечно. Кто сам не ловил, не поймёт, — сказал я. — Приготовь мне еды на двоих.
— Почему на двоих?
— Накагава тоже идёт.
— Это который новенький?
— Да.
— Он же молодой, ему, наверно, неинтересно.
— Это я его пригласил.
— Зачем?
— Так просто.
— Ну, а на море когда? — спросила жена, как только, закончив ужинать, дети отвернулись к телевизору.
— Не знаю. Может, во вторник, — ответил я громко, чтобы они слышали. — У меня отгул, — пояснил я жене.
— Значит, в понедельник?..
— Ага.
— И кто на этот раз?
— Да кто‑то там, не знаю.
Дети, лёжа на татами, изображали, что они плавают в море.