— Верно. Надо будет еды захватить.
— Пива купи. В маленьких бутылках.
— С собой возьмёшь?
— Угу.
— Ой, как все‑таки здорово!
— Да, первый раз искупаешься в этом году.
Допив чай, я надел брюки и рубашку. Накрахмаленная ткань приятно холодила кожу.
— Ну, я пошёл.
— Может, зонтик возьмёшь? — спросила жена, высунувшись за дверь и глядя в небо.
— Не надо. Тут близко. Если и польёт, то ненадолго.
— Ну ладно, счастливо.
— Ага.
Небо почернело, стало темно, как вечером. В соседних домах ещё спали.
Когда я подошёл к тюрьме, в ворота въехал, светя фарами, фургон с новыми заключёнными.
— Привет.
— Рановато вы сегодня.
— Да, рано.
— Значит, сегодня?.. — спросил толстый охранник из‑за застеклённого окошка.
Не отвечая, я прошёл мимо. "Ай–ай–ай", — сказал охранник мне вслед. Я обернулся и увидел, что он улыбается, странно кривя рот.
Я молча прошёл через ворота и зашагал по аллее. В рубашке с короткими рукавами было холодновато.
Выйдя на спортплощадку, я увидел впереди Хорибэ.
Провыла сирена. Сразу в нескольких корпусах раздались свистки и шум. Я бегом догнал Хорибэ.
— Привет, — сказал он, обернувшись.
— Давай‑ка поспешим.
Мы быстрым шагом пересекли спортплощадку и вошли в проход, сделанный в насыпи. Дорожка, ведущая к экзекуционному корпусу, была посыпана белым песком, на котором остались аккуратные следы от метёлки.
Мы с Хорибэ прошли в комнату охранников и стали готовиться.
— Сейчас ливанет, — сказал Хорибэ, стряхивая пепел с сигареты и глядя на небо в щель между шторами.
— Давно дождя не было.
— Да, как назло.
— Лучше бы в такой день не работать.
— Точно, — ответил Хорибэ.
— Закончить бы поскорее.
Открылась дверь, и вошёл бригадир. Сегодня он тоже оделся во все чистое, но вид у него, как всегда, был немного комичный.
— Что с Накагавой? — спросил он у меня, увидев Хорибэ.
— Поменялись.
— Да? Ну ладно.
Бригадир дал нам новые белоснежные перчатки и смотрел, как мы их натягивали. Они были ещё теснее, чем обычно.
— Как там этот? — спросил Хорибэ у бригадира.
— "Этот"? Сегодня он у нас так называется? — с серьёзным видом переспросил бригадир и улыбнулся. У него ещё были и другие дела, и он поспешно вышел.
— Похоже, наш приятель тут буянил, — сказал Хорибэ.
— Похоже.
Продолжая собираться, мы поглядывали в окно и говорили о рыбалке.
— Полило.
Крупные капли застучали по стеклу, стекая струйками вниз. В комнате трижды прозвенел звонок.
Мы вышли в коридор.
— Счастливо потрудиться, — приветствовала нас ночная смена.
— Как этот! — спросил я.
Ночной дежурный, криво улыбаясь, сказал, что заключённый всю ночь рыдал.
— Надо было перевести его в другую камеру, — сказал Хорибэ.
— Да я просил бригадира, а он говорит, и так сойдёт.
— Почему?
— Боялся, что этот станет брыкаться, ещё травму получит и казнь могут отложить.
— Это верно, — сказал Хорибэ. — Остальные, поди, не спали?
— Куда там! Этот закатил концерт. Вешайте, кричал, меня скорее.
— Да–a, дела, — сказал я.
— А, пустяки. Подумаешь, в дверь ломился. Все равно из камеры никуда не денешься.
Охранник потёр красные от бессонной ночи глаза и отпер ключом решётчатую дверь, перегораживающую коридор. Было тихо. Лишь изредка раздавались шаги часовых. Раньше в такие минуты мне казалось, что все камеры вдруг разом вымерли. Но это было давно, теперь такие дурацкие мысли мне в голову не приходили.
Раньше камеры в этом корпусе были грязные, набитые битком, а дежурить приходилось по три раза в месяц. Теперь охранников стало больше, а число смертников сократилось.
По крыше барабанил дождь.
— Ну и льёт! Пропала моя форма, — сказал Хорибэ, показывая на недавно полученные новые брюки.
— И моя. Только из чистки.
— Что им стоит построить крытую галерею к тому корпусу?
— Ага, мы б тогда не мокли, — сказал я, перед глазами У меня возникла аккуратно выметенная белая дорожка метров в пятьдесят длиной, ведущая к экзекуционному корпусу. Прозвучала вторая сирена, извещая о времени завтрака для заключённых обычного режима. Послышался шум шагов, и в коридоре появилась группа людей. Впереди шёл долговязый директор тюрьмы, чуть сзади и сбоку от него виднелось плечо бригадира. За ними — три чиновника, в том числе тот, что вёл протокол, когда этот бросился на Накагаву. Замыкал шествие священник. Он был раза в два крупнее любого из нас и одет в чёрную рясу, так что вид имел весьма внушительный. Хорибэ терпеть не мог этого здоровенного, неряшливого дядьку. У меня его жирная физиономия тоже не вызывала симпатии.