Дедушка жил во флигеле отдельно от всех. Здесь была только одна маленькая комната с очагом посередине.
Дедушка уселся на своё обычное место у камелька и, поставив железный чайник, стал ломать сухие ветки и бросать их в очаг. Тадао сел напротив. Ему нравилось сидеть так.
— Ты с мамой приехал? — спросил дедушка.
— Угу.
Тадао скомкал перчатки и засунул их в карманы пальто.
— А где ушанка‑то?
— Сейчас.
Дедушка достал из сундучка яблоневого дерева, где у него хранились разные старые вещи, ушанку и бросил её Тадао.
— Ну‑ка надень.
Шапка была такая же, как у дедушки, только поменьше. К ушам были приделаны тесёмки, чтобы завязывать под подбородком.
Тадао надел ушанку. Дедушка привстал и поправил перекрутившиеся тесёмки.
— Ну как, тёплая?
— Ага.
В едва тлевшем очаге затрещали ветки, по ним побежал огонь.
Из окна флигеля виднелась криптомериевая роща, там с чириканьем носились воробьи.
— Много зайцев наловил?
Тадао поднял руку и потёр мягкий мех ушанки.
Дедушка подбросил в огонь веток. Чайник начал тихонечко посвистывать.
— Ну сколько?
— А? — Дедушка поднял глаза и посмотрел на Тадао. — Ни одного. Снег все время валил.
Дедушка снова опустил голову и стал выбирать из охапки веток те, что посуше.
— Снег‑то кончился.
— Кончился.
Дедушка глянул в окно и побросал отобранные ветки одну за другой в огонь.
— Выпьем? — спросил он.
— Выпьем.
В очаге что‑то стрельнуло. Дедушка чуть приоткрыл окно и дал дыму выйти. Потом протёр полой жилета большую чайную чашку. Приподнял одну из досок пола и достал небольшой кувшин. Когда он снял с кувшина крышку, сильно пахнуло спиртным.
Тадао не сводил глаз с дедушкиных рук. Дедушка накапал в маленькую деревянную ложечку сливянки и вылил в чайную чашку. Совсем немножко.
— Ещё чуть–чуть, — попросил Тадао, поглядев на чашку.
— Нельзя, голова заболит.
— Ну и пусть болит.
Дедушка впервые за все время улыбнулся и налил Тадао в чашку ещё ложечку сливянки.
— Только маме не говори.
— Не скажу.
Дедушка залил вино кипятком из чайника и помешал ложечкой. Потом поставил кувшин на место, в подпол.
Тадао дул на кипяток, держа чашку обеими руками, и наблюдал, как расходится в кипятке сливянка.
— А за зайцами не пойдём? — спросил он, отхлебнув немного.
— Сегодня нет.
— А когда?
— Не знаю.
— Снег‑то перестал.
— Да, перестал.
Дедушка залпом осушил чашку неразбавленной сливянки и задохнулся.
— Чего ты кипятку не налил?
— Так лучше.
— Ты же всегда наливаешь.
— Так согревает быстрее.
Даже сюда из дома доносились голоса. Тадао допил своё питьё и стал прислушиваться.
Солнце стояло высоко, в лучах, проникавших сквозь дверные щели, кружились пылинки.
Шум в доме стал сильнее. Послышался женский смех. Тадао только потом понял, кто это смеялся.
— Пойдём, что ли, — сказал дедушка.
— Куда?
— За зайцами.
— Правда?!
Тадао поспешно вскочил на ноги и бросился надевать сапоги.
— Идём скорей!
— А ты поел?
— А, ничего. А ты, дедушка?
— Я тоже ничего, — ответил дедушка.
Тадао снял со стены две пары снегоступов — большие и маленькие.
— Может, пойдёшь спросишься у мамы?
— Да ну. Не пойду.
— Ну, тогда в путь.
Дедушка подвязал соломенной верёвкой штанины и натянул на ноги резиновые сапоги. Потом достал из кармана жилета вязаные наушники, надел их, а поверх — чёрную меховую шапку. Нарезал кусачками проволоку, сложил обрезки в пучок и засунул его за пояс. Вложил в ножны из древесной коры топорик и повесил на плечо. Обухом топорика дедушка бил по голове пойманных зайцев.
Они вышли наружу. Дедушка, прищурив глаза, посмотрел на солнце, взял Тадао за руку, они вскарабкались на насыпь и вышли на широкую заснеженную дорогу. Перед тем как идти дальше, дедушка оглянулся на дом и зашагал прочь.
Они шли вдоль речки. Воды в ней стало ещё больше, чем утром, и течение убыстрилось. Бескрайние поля и горы вдали были покрыты снегом, смягчавшим очертания и приглушавшим краски.
Тадао нёс снегоступы на плече. Когда показалась водяная мельница, ему стало вдруг очень весело.
— Сколько сегодня наловим, а? — спросил он.
— Сколько наловим — все наши.
— Хорошо бы побольше, да, дедушка?
— Хорошо бы.
— Интересно, как там твои силки?
— Их все снегом засыпало.
— Ну и что, они же все равно целы.