Воздух трепетал, пронизанный дыханием, шагами, звоном, шелестом, скрипом, их напряжением и страхом.
Впрочем, после шестого круга, после восемнадцатой смерти страх телохранителей стал складываться, словно кукла, сдуваться, словно шарик, скукоживаться, отступать.
Они кружились вокруг него, заходя слева и справа, пытаясь и так, и эдак, сменяя комбинации одну за другой. Атаковали и гибли, падали, вставали, отряхивались и бросались вперёд. Мечи звенели, скрещиваясь и опадая, доспехи стонали, принимая удар за ударом, ещё и ещё. Кровь постоянно исчезала со стен, растворяясь, — иначе в ней был бы весь зал. Разрезанный плащ срастался, доспехи становились как новые.
Драконы бились не отступая, и смерть не была им задержкой. В глазах их мелькало то целеустремление, то восхищение, то безумие, то искренняя страсть. Они пытались добраться до него, пытались один за другим, все вместе и в группах, пробуя все, что знали и чему учились прямо сейчас. Мысли их уходили в никуда, а на месте пустоты формировалась непоколебимая, пока ещё недостижимая, но, кажется, навеки единственная цель.
Битва, на которую отдавались все силы и все мастерство, стала бойней, сменилась безрассудной свалкой, потом вылилась в бездумную технику и, наконец, превратилась в танец, лишённый лишнего, забывший обо всем прочем. Они бросались на него снова и снова, со всех сторон, — а воздух выл, взметённый в нескончаемый вихрь.
Он плыл и танцевал, изгибался и падал в разверзающуюся пропасть, одновременно паря на крыльях вдохновения и мастерства. Сознание раздвоилось, охватывая изогнувшийся, схваченный в момент конвульсии горизонт, — с тёмного низа до забрезжившего светом верха.
Он бился с неимоверной ясностью, с нечеловеческой быстротой замечая и чувствуя каждый всплеск, каждую деталь, успевая продумать и провести все, бывшее необходимым, выверяя каждое движение, всякий штрих. Чувствуя могущество... и неполноценность. Бледность копии перед совершенством оригинала. И даже здесь, в несовершенном, безжизненном теле иллюзорного двойника он ощущал эту завораживающую, сводящую с ума, нарастающую предопределённость всего, — и если так может биться слепая копия, созданная из разрозненных фактов, домыслов о действиях и способностях Принца, то трепещущим сердцем, вздрагивающей по всему телу душой он мечтал хотя бы раз в жизни увидеть и ощутить, — как же тогда бьётся доведённый до грани настоящий Краэнн.
МОЛИТВА
О Госпожа моя, оплот моей мощи, средоточие моих мыслей и сердце моих сил! Пред Тобой преклоняюсь, Тебе все помыслы, для тебя все силы — и да будет так на все времена!
Мне показалось на миг, что Твоя союзница — не игрушка чужих сил, как ни виделось бы иначе и как ни желали бы думать те, кто представляет её врагов; напротив, быть может, играет она, и люди-фигуры мечутся по доске согласно её мыслям и делам. Но где же силы, что позволили бы ей творить это, если бы я был прав?..
Воля и чистота этой смертной поразили меня; никогда доселе, если не считать её великого Отца, я не встречался с созданиями такого масштаба. Хаос и боль царят внутри неё, она с трудом удерживает равновесие, находясь на нити, раскачивающейся над бездной, — и это страстное бытие, это погружение в борьбу, забывание обо всем остальном вдохновляет меня; глядя на Принцессу, желаешь ей выстоять в неравной борьбе. Против воли желаешь ей помочь.
Желания и цели её нам знакомы, как прежде. Обладание силой и властью пленяет её. Мы сможем дать ей то, чего она так страстно желает, и получить от неё то, что столь необходимо нам. Ответив на вопрос, она была открыта и чиста, я видел её душу, её стремление и страсть. Она не солгала, а потому предательство исключено.
Но сумма всех её движений за последние месяцы, все единение скрытого с известным нам приводят к внезапному выводу: странная, болезненная перемена произошла с ней три месяца назад, сразу же после совершеннолетия.
Нам не известны ни причина, ни источник, ни суть. Она и её вечный соперник, брат, с той поры особенно ожесточили свою борьбу. С тех пор она ведёт себя, как будто нечто, запрятанное в глубине её сознания, рвётся наружу, пытаясь выйти и завладеть ею всецело, обрести контроль. Странное раздвоение. Незаметное снаружи, подвластное лишь мудрости столетий; я с трудом осознал его, узрев её. Почти всегда она остаётся собой. Но изредка поведение её меняется, как будто нечто, сидящее глубоко внутри, отдаёт непререкаемый, неслышимый приказ. Смертная исполняет его, безропотно, бессловно, принимая как свой. Как будто не чувствует и не понимает, что он чужой.