— Более тому, что стоит за ней, — возразил Клари, — высокой Идее, Ваше Высочество, не реальности. Не вам.
— И не Ему, — прищурившись, заметила Катарина полувопросительно; когда юноша, побледнев и низко опустив голову, не ответил, добавила: — Только старику, который оказался слишком слаб для борьбы. Не удивительно ли? В час, когда имеет значение каждый облечённый властью, тем более каждый из тех, кто наверху, они кидаются часами и днями, друг другом, возможностью отличного манёвра, хитрости или союза, пытаясь остаться справедливыми и верными. Откуда проистекает такое безумие? Разве не из поклонения Идее, подмявшей их под себя?..
— Скорее из отношения к вам, — при этих словах Клари вспыхнул, как в первый раз на свидании, тотчас после поцелуя; губы его трепетали, словно хозяин их боролся с собой; в глазах и руках его, в согнутой фигуре были сожаление и страх вместе с желанием продолжить говорить начатое, раз уж хватило смелости начать. Ни Принцесса, ни мадам давно уже не видели такой взволнованности и нерешительности в нем, постепенно обретающем силу и внутренний покой.
— Продолжай. — Откинувшись назад, Принцесса внимательно разглядывала его. — Ты должен знать, мне не претит человеческое презрение... Так что, — едва заметная улыбка украсила чистый, задумчивый и вместе с тем пугающе насмешливый, ожидающий лик, — разве они не боятся меня?
— Не так, — выдохнул Клари, — как хотелось бы.
— Считают меня бесконечно юной?
— Да, Ваше Высочество.
— Только меня или брата тоже?
— Только вас. Именно вас. К Его Высочеству, наследному Принцу Краэнну, они относятся... с опасением.
— Глупцы, — презрительно фыркнула Венри.
— Ничуть, — возразила Принцесса, не улыбаясь, — он ведь монстр, он действительно опасен. Теперь, когда они узнали про Гончую, это очевидно для всех... Они обсуждали его?
Клари, видимо, постепенно справлялся с волнением, несомым в себе, проникаясь насмешливым настроением Принцессы и снова, в очередной раз понимая, что всегда столь жестокая к любому, хотя бы косвенно задевшему честь Семьи и уж тем более её собственную, в данных обстоятельствах Инфанта будет предельно спокойна.
— Да, госпожа — кивнул он, доставая из раздутого кожаного портфеля темно-коричневую папку и начиная раскручивать тесёмки.
— Клари, — чуть опустив голову, взглядом касаясь черно-белого и двухслойного, полурасстегнутого и мятого воротника-стоечки, туго стянутого белого шейного платка, выпуклой коротышкиной груди, мягко сказала Принцесса, — ты должен быть дословен. Надеюсь, ты позабудешь о всякой щепетильности и точно изложишь мне все дела. — Она посмотрела в его вопросительно-неуверенные глаза и добавила: — Время вышло. Больше незачем и не во что играть. Империя переросла своего Отца и хочет свергнуть его; ты должен это понимать. Мы — следующие в списке: не поклоняясь Ему, они тем более не будут поклоняться и нам. Мы с братом или станем взрослыми прямо сейчас, или умрём... Скажи мне, я давно хотела спросить... ты образованный, умный молодой человек, мне интересен твой взгляд. В какой Империи ты хочешь жить?
Танвар, готовый к любому испытанию, только не к искренности, опустил глаза, затем возвёл их к потолку, потом посмотрел на Принцессу удивительно спокойно, лишь немного огорчённо. Быстро промокнул белым платком в крупную чёрную клетку блестящий высокий лоб.
— В идущей вперёд... — тут голос его упал почти до шёпота, но он все же вымолвил это, — а не спящей. Простите, Ваше Высочество.
— Что за глупости?! — воскликнула изумлённая Венри, подаваясь вперёд и даже двинув руками, будто хотела возмущённо всплеснуть. В глазах её колыхнулся гнев. — Как ты смеешь?!.
— Спокойно, — не улыбаясь, Принцесса жестом остановила её; в глазах её начинал светиться пока незаметный огонь. — Все просто, Венри. Он тоже прогрессивный, понимающий подданный. Из новых. Он также считает, что мой отец, светлейший Император, сидит в Галерее, как бревно, и ничего не делает для Дэртара уже пять лет. Он видит в нем куклу, которой место за сценой, вместе с рухлядью, отыгравшей своё в театре былых времён. Так?!.
В комнате звенело угасающее эхо, отражённое недвижными струнами света, полураскрытыми бутонами хрустальных бокалов, колышущимся тончайшим гиаром[8].
Венри застыла, все-таки всплеснув, и левая рука её закрывала до сих пор не сомкнувшийся рот, алеющий на белом от пудры лице. Клари стоял бледный, как поблёскивающее от солнечных лучей, мутноватое, но прозрачное гиаровое полотно, глаза его были расширены и бездумны, как стекло. Слова, запретные, как смерть, были сказаны здесь, и уши обоих услышавших оказались слишком не подготовлены... Быть может, это говорило об их верности?..
8
Одним из распространённых мотивов рассказок об Алой Гильдии является зачин о даре, который достаётся бедному трудолюбивому батраку и который переворачивает всю его жизнь, а затем...»