— О чем ты думаешь? — тихо спросила Принцесса, не поднимаясь с кресла и не поворачиваясь, в высоком и узком зеркале от пола до потолка рассматривая замершее отражение, вытянувшееся в струнку.
Керье помедлил, затем, моргнув, ответил:
— О вас.
Принцесса не двинулась, не кивнула. Просто смотрела с зеркальной поверхности, сложив тонкие руки на коленях, обтекаемых нежно-белой, с атласным отливом волной.
Зеркала в этой комнате чуть искажали и пропорции, и цвет, — быть может, поэтому Керье её кисти виделись бледными, усталыми гроздьями увядающего винограда или лепестками лилий — полураскрытых, поникших.
Лицо Принцессы казалось отрешённым и не выражало ничего. Телохранителю смотреть на это было не по себе, — как не нравилось ему находиться в этой странной комнате, где не было ни выходов, ни входов, ни свежести, ни жизни, ни даже одного-единственного зеленого цветка.
В этом мирке, маленьком и полностью деревянном, с полированными темно-коричневыми стенами, за которыми в пустой вечности плескалось бесцветное ничто, паркетным полом, покрытым пушистым и мягким ковром, узорным лакированным, инкрустированным потолком, мебелью тёмного дуба, деревянными оправами единственных здешних окон — частых узких зеркал, — почти любому человеку сразу же становилось не по себе.
Зачем Принцесса привела его сюда? Что она хотела сделать, о чем сказать? Здесь они были в полной безопасности, вне досягаемости от любого, даже самого могущественного врага. Защита комнаты казалась идеальной: не зная пароля и не обладая магическими способностями по меньшей мере восьмой ступени, попасть в неё было невозможно. В материальном мире её просто не существовало. И этот пароль, в отличие от внутреннего дворцового, который таинственный убийца, ныне Высший Посвящённый, умудрился как-то узнать, хранила в себе лишь сама Инфанта, самостоятельно задавая его.
Значит, оба они были сейчас в полной безопасности... Почему же тогда телохранителю казалось, что сумрак вокруг все время сгущается, что воздух становится плотнее, мешая дышать, увязая в лёгких, тяжелеющим обручем сдавливая грудь?..
Здесь было не просто неуютно — вокруг плавала напряжённая, вязкая тишина. На мгновение телохранителю почудилось, что кто-то окликнул его по имени, — из безумного, недоступного далека. Керье прислушался и где-то за гранью услышал странный звук, похожий на детское всхлипывание. Он резко вздрогнул. Звук исчез. Ему мгновенно стало очень не по себе.
— О вас, Ваше Высочество, — повторил он, стремясь уйти от давящей со всех сторон тишины, продолжить не- начатый разговор. — Мне кажется... вас что-то беспокоит.
Инфанта повернулась к нему, медленно, словно во сне, скрипнув креслом, свободно вращающимся на неподвижной толстой ноге, уходящей в паркетный пол. Посмотрела в лицо через пятиметровую пустоту (он так и замер у самого входа). Глаза её показались телохранителю тёмными провалами на бледном лице. Он едва сдержался, чтобы не вздрогнуть опять. Сейчас, первый раз с момента, когда Керье восемь лет назад впервые увидел её, Катарина не ошеломляла, не бросала в дрожь, не ослабляя часто бьющееся сердце своей красотой. Сейчас она пугала. Трудно было видеть её не сияющей, не великолепной. Медлительной, как иногда бывали все молодые эльфы. Растерянной. Беззащитной. Для телохранителя — трудно вдвойне.
— Ты прав, — почти неслышно прошелестела она, но в тишине, вязким грузом висевшей в пустоте пространства, он отчётливо услышал шёпот, от которого холод мгновенно прошёл по спине. — Я устала. Подойди.
Керье резко дёрнулся, почти бросаясь вперёд. Широкие, стремительные рывки пронесли его пять поспешных шагов и остановили — внешне неподвижного, со странным волнением в сердце ждущего — рядом с ней.
Она нередко оказывалась так близко, и даже ещё ближе от него; но сейчас в её близости возникло что-то ошеломляющее, возможно, потому, что едва ли не впервые они были одни: живое лицо, открытые глаза, в которых чувство усталости и желание покоя не пряталось под маской властительное, мелькнули под его взглядом, словно мгновенно приоткрытая нагота... Здесь, у самого истока, не искажённого ни расстоянием комнаты теней, ни переливами тускловатых зеркал, он трепетно выдохнул с облегчением, увидев, что видение было ложным. Принцесса более не казалась ослабевшей и поблекшей. Нет, она просто была далеко.
Дух и разум её где-то витали, лицо, отрешённое, выражало лишь ожидание. Керье снова отметил, что в последнее время что-то неуловимо изменилось. Она стала не совсем такая, как раньше. После ночи Королевской Охоты, гибели двоих Драконов, после того, как она потеряла эрла Даниэля и от неё ушёл в смерть, ставшую жизнью, Вельх Гленран, Принцесса стала иной. Она как будто шагнула в себя, и привычная маска расчётливого всесилия неожиданно покинула её.