― Да, ― задумчиво сказал Иллуги. ― И древко она прижимает, как девочка куклу.
Миновав городские ворота, мы ступили на деревянные настилы между сгрудившимися домами.
― Мартин-монах рассказал мне, что нашел Хильд по записям Отмунда, ― продолжал он, ― того, кто был объявлен святым и на чью церковь мы устроили набег. Отмунд писал о жителях деревни и их вере, ему удалось обратить нескольких из них.
― В таком случае он был храбрее моего, потому что я не стал бы спорить ни с кем из жителей Коксальми, не будь у меня войска за спиной.
Иллуги усмехнулся как-то неуверенно.
― Храбрый или глупый... ― задумчиво сказал он. ― Необращенные изгнали Отмунда и его сторонников. Думаю, те, кто верен старым богам, спрятали священный камень, потому что понимали, что другие, подобные Отмунду, придут и увлекут еще больше жителей деревни в свою ложь. Белый Христос побеждает.
Я вскинул глаза и увидел его встревоженное лицо. Потом оно прояснилось, и он улыбнулся.
― Но Мартин считал, что эта девушка приведет его к великому кладу, ведь она связана с мечом, который кузнецы выковали для Атли. Он полагал, что без камня можно обойтись.
― Мартин ― крыса, ― выпалил я, ― и я не поверил бы ему, даже скажи он, что у собаки четыре лапы. В любом случае, клад Атли ― сказки для детей.
― Нет, ― возразил Иллуги. ― Эта часть истории вполне правдива. Когда Атли умер, ни разу не потерпев поражения в бою ― из-за своего, как говорили, чудесного меча, ― его люди унесли его в степь и сложили похоронный курган, сделанный из всего серебра, взятого у тех, кого он покорил. Говорят, курган был такой высокий, что на вершине выпал снег.
Настало молчание, мы оба пытались вместить в наши головы этакое чудовищное богатство, но оно было слишком велико, и у меня заболела голова, о чем я и сказал.
― Верно, ― согласился Иллуги, ― лишь христианский священник Мартин, кажется, способен проглотить так много, но ты прав насчет того, что ему нельзя доверять. Он сбивал с пути Ламбиссона, используя камень богов. Вероятно, он хочет сам заполучить сокровище.
Я покачал головой. Сокровища такого рода не интересовали Мартина, уж это я знал точно. Копье Рока, как он выражался: вот чего хотел Мартин. С ним он стал бы важным человеком в своей церкви и обратил бы еще больше людей в веру Христа.
Иллуги нахмурился, когда я сказал ему об этом, но кивнул.
― Да, тут ты прав, я думаю. Он вернется за этим древком, так что мы должны не спускать с него глаз.
― И с Хильд тоже, ― сказал я с горечью. ― Потому что она не отдаст копье без борьбы. Теперь это для нее своего рода талисман.
― Может, и так, ― задумчиво сказал Иллуги, а потом нахмурился. ― Возможно, в нем есть какое-то волшебство Христа, вроде магии сейд, которое обратит ее к богу Мартина. И все же мы должны рискнуть, если хотим сохранить ее доверие; она не поведет нас к кладу, если решит, что мы врем.
У меня перехватило дыхание ― столь небрежно это было сказано. Поведет нас к кладу? С тем же успехом я могу поцеловать себя в зад, так я и сказал.
Иллуги в изумлении поднял брови.
― Мартин, кажется, уверен в успехе, ― ответил он.
― Мартин ― плут известный, хитер, как Локи, лжив и увертлив, как лиса, и гадок, как лошадиный навоз! Ему нельзя верить, даже если он скажет, что ворон ― черный, ― пробурчал я, не очень надеясь на то, что мне удастся убедить Иллуги.
― Он считал, что амулет Христа, копье, находится в кузнице, и был прав, ― ответил Иллуги мягко. ― Кстати, ты заметил, Орм?
Я смутился и сбился с мысли, как корабль, у которого ветер ушел из парусов.
― Что заметил?
― Древко копья, которое Хильд не отдает. Дерево почернело, заклепки проржавели.
― Оно старое ― если верить Мартину, ― язвительно ответил я, но встретил спокойный взгляд.
― Старее, чем все, что мы видели, ― ответил Иллуги. ― Но в кузнице, на полке, под рунами...
Тут я вспомнил, и холодок пробежал по спине. Он прав. Я вспомнил блестящее отполированное дерево, маленький утолщенный конец и новенькие на вид заклепки. Я покачал головой, словно пытаясь отогнать эту картинку.
― Путешествие по морю. Соль...
― Может быть ― но чтобы так быстро? ― задумчиво сказал Иллуги. ― А почему не потускнело, столько лет пролежав на полке?
― Не знаю, ― признался я. ― Почему?
Он покачал головой, погладил себя по бороде.
― Я тоже не знаю. Может быть, руны? Это могущественное колдовство. Может быть, оно не стареет потому, что кровь ихнего Христа, который висел на деревянном кресте и был проколот копьем, если этому верить, ушла вместе с железным наконечником, который они перековали в меч. Может, и то и другое.
― Но оно стареет, Орм, оно меняется ― и не только. Как талисман... оно... помогает Хильд найти дорогу туда, где лежит меч.
Я понимал, что просвещенные в ответ на такие слова скривят губу. Языческая чушь, скажут они. Священники Белого Христа гордо говорят, что изгнали тьму из наших умов. И теперь мы имеем дьявола и его прислужников. У нас больше нет Одина, который висел на священном дереве с раной от копья. Вместо него у нас Христос, который висел на кресте с раной от копья.
На берегах Бьорнсхавена я представлял себе троллей и драконов, с которыми мои маленькие воины бились деревянными мечами. Мы знали, что они рядом, невидимые, подстерегающие неосторожного, и надеялись, что сейчас они не заняты делами людей.
А руны волшебные, это все знают. Я слыхал о шлемах с рунами, которые ставили врагов на колени, и о кольчуге, которую нельзя пронзить, ― хотя никогда не видел таких воочию. Но я был молод, а умные люди говорили, что это правда.
Да, вот он, мир Другого, мир богов и покрытых инеем великанов, черных цвергов, троллей и волшебных рун, прижатый к груди молодой девушки под весенним солнцем в незнакомом, необычном городе. Возможно, она найдет путь к кладу из серебра...
Мы держали путь к северо-востоку, скользнули в реку Неву, а потом в устье Волхова, отдуваясь, поднимали весла. Нас явно было мало, чтобы вести нового «Сохатого», разве что поможет течение и не будет встречного ветра.
Проклиная ветер в спину, будучи не в состоянии поднять парус ― нас понесло бы так, что мы бы потеряли управление среди неизвестных отмелей и течений, ― мы с трудом привели нового «Сохатого» к гавани Альдейгьюборга.
Мы так устали, что не сразу увидели обращенные на нас взгляды. В гавани толпились ладьи и кнорры, большие красивые драккары сверкали, как золотое кольцо в канаве, но люди все замерли, разглядывая нас.
Я испил приветственной воды из ковша и поднял голову ― меня сразу поразило, насколько все вокруг удивительное и невиданное. Бирка была портом иноземцев, подумал я, но этот город, эта Ладога, как называли ее славяне, ― совершенно другой мир.
Людей было множество, в яркой и пестрой толпе взгляд терялся. Словене, водь, эсты, балты, кривичи, крупные свевы с громкими голосами и в одежде мягких тонов, еще более крупные дреговичи и поляне из Киева, одетые в яркие рубахи и просторные штаны, как у Скапти, с длинными изогнутыми мечами без поперечин на резных деревянных рукоятях.
Головы бритые, одни с толстыми косами за одним или обоими ушами, или с одной косой, болтавшейся вдоль спины, или и то и другое вместе. Лица плоские, чисто выбритые, некоторые с усами, доходившими до подбородка, пышные бороды, заплетенные в косички, растрепанные волосы, тщательно ухоженные локоны, пряди, переплетенные бусами и серебряными кольцами.