Юноше было не до красивых поз и изящных ударов. Собрав последние силы, он бросился вперед, сжимая шпагу левой, раненой рукой. Отчаяние и близость смерти придали ему дополнительное мужество. Конец его шпаги вонзился в низ живота офицера и прочертил кровавую полосу вверх. Не успев нанести свой фирменный удар, капитан с предсмертным хрипом рухнул в груду собственных внутренностей.
Послышался долгий разочарованный вздох, а затем разрозненные радостные восклицания.
Капитан лежал на полу казармы и смотрел на своего соперника невидящим взглядом. Горящие глаза юноши также были устремлены на поверженного врага. Затем слабость, вызванная потерей крови, охватила все его тело, и он медленно стал оседать на землю.
Тело капитана несколько раз выгнулось в предсмертных судорогах и затихло. И тут же казарма огласилась взрывом возбужденных криков, ругательств, звоном монет и звуками потасовки. Двое наемников, не остывших еще от возбуждения, вызванного внезапным выигрышем пари, протиснулись вперед, чтобы помочь теряющему сознание юноше. При виде приближающихся вооруженных людей юноша - все еще в пылу боя - дико сверкнул глазами, но, узнав своих товарищей, расслабился. Облокотившись на их плечи, он смотрел, как третий солдат стал останавливать кровь, льющуюся из раны в бедре.
Внезапно шум и крики стихли. Солдаты быстро прятали выигранные деньги и потихоньку потянулись к дверям. Тихий шепот прошелестел по казарме:
- Генерал Корст.
Круг солдат, заслонявших юношу, расступился. Молодой варвар поднял голову и в его глазах снова засверкала ярость.
В сопровождении нескольких офицеров в казарму вошел сам генерал Корст, верховный командующий королевской армии Зингара. Он был невысок, коренаст, а его темно-голубые волосы в сочетании со смуглой кожей выдавали в нем примесь шемитской крови. Генерал был сыном лагерной проститутки и неизвестного зингаранского солдата. Его головокружительная карьера в королевской армии, где сословная принадлежность играла огромное значение, говорила о его недюжинных способностях.
При виде распростертого на земле тела глаза генерала сначала широко раскрылись, затем, наоборот, сузились. Он задумчиво погладил подстриженную бородку.
- А, капитан Риннова! Вот значит где тебе довелось встретить достойного противника. И не твой удар в сердце поверг его наземь, напротив, его шпага лишила тебя жизни.
Его взгляд упал на раненого юношу. Товарищи молодого варвара невольно отступили назад. Лишившись поддержки, юноша покачнулся, но сумел устоять и смело посмотрел на генерала.
- Это твоя шпага поразила капитана Риннову?
- Я убил его в честном поединке, - ответил юноша. - Спросите любого.
Генерал Корст кивнул.
- Трудно поверить, что кто-то смог скрестить свое оружие с капитаном Ринновой и после хвастаться, что остался жив. Но это произошло. Как твое имя?
- Конан.
- Из северных варваров.
- Я - киммериец.
- Он опасно ранен? - обратился Корст к товарищам Конана, которые явно старались укрыться от взора генерала.
- Эти царапины на ребрах неопасны. Рука проткнута насквозь. К тому же он потерял много крови из-за раны в бедре, но главная артерия не задета.
- Отлично. - Генерал Корст сделал знак своим людям. - Он останется жить, для того чтобы его повесили в назидание другим. Каковы бы ни были причины ссоры, Конан из Киммерии, наемник, не должен безнаказанно убивать офицеров королевской гвардии.
Конан зарычал и бросился на Корста. Гвардейцы преградили ему путь.
Он сумел убить двоих, прежде чем его оглушили и сбили с ног.
- Теряем хорошего солдата, - произнес Корст, когда Конана выволокли из казармы. - Но этих варваров надо приучать к дисциплине.
Глава 1.
ТАНЦЕВАЛЬНЫЙ ПОМОСТ
Утреннее солнце слепило глаза, за много дней привыкшие к тусклой полутьме подземелья, освещаемого лишь тюремным фонарем. Утро обещало быть ласковым, но только не для осужденных узников, которые вслепую брели к поджидающему их эшафоту, крепко закрывая глаза от режущего дневного света. К тому времени, как они пересекли тюремный двор, зрение понемногу восстановилось и их взорам открылись свисающие петли виселиц и огромная толпа народа.
Конан краем глаза посмотрел на эшафот. На фоне слепящего солнца отчетливо выделялась черная линия поперечного бруса, с которой подобно черной паутине, свешивались семь веревочных петель. В ноздри ударил острый сладковатый запах мертвечины. Он исходил от разлагающихся трупов семи преступников, повешенных на прошлой неделе, чьи тела были оставлены висеть на эшафоте вплоть до приведения в исполнение следующего приговора. К этому запаху примешивалось зловоние толпы, собравшейся поглазеть на интересное зрелище.