По правде говоря, большинство из них даже и объяснить бы не смогли, как они это сделали и действительно ли Рив Справедливый был призван. Это ведь не мировой судья, к которому можно обратиться с прошением, и не чиновник графства, которому можно послать письмо, и не правитель государства, от которого можно было бы требовать справедливости. Для жителей Предмостья Рив был скорее не человеком, а героем старинных сказаний, которые с завидным упорством продолжают жить в Северных графствах, носясь над землей по воле прихотливых ветров. Можно ли с помощью простых слов призвать на помощь ветер? Нет. А Рива Справедливого?
На самом деле Рив был призван очень простым и наиболее уместным способом — с помощью истории, которую рассказывали, можно сказать, безымянные рассказчики каждому новому человеку — мужчине или женщине, пастуху или менестрелю, купцу или солдату, нищему или шарлатану, — проходившему или проезжавшему через Предмостье. Кто-нибудь из жителей рано или поздно непременно упоминал, что, дескать, «у Рива Справедливого в нашем селенье был родственник, который недавно взял да и пропал». Путники, разумеется, отправлялись дальше по своим делам, но впоследствии, если подворачивалась такая возможность, тоже рассказывали эту историю, но уже по-своему. Так весть о пропавшем родственнике Рива Справедливого и распространилась по всему свету.
Разве можно оставить без ответа подобный призыв? Конечно же, и сам Рив Справедливый услышал эту историю и отправился в Предмостье.
Подобно случайно залетевшему ветерку или передаваемой из уст в уста легенде, он прибыл туда вроде бы ниоткуда. Просто в один прекрасный день — между прочим, прошло не так уж и много времени с момента исчезновения Джиллета — он взял да и появился в Предмостье! И пришел совершенно открыто, не таясь, не посылая вперед своих шпионов и не стараясь соблюсти инкогнито. Чистая правда также, что, хотя о его появлении в Предмостье не объявляли ни герольды, ни глашатаи, почти все жители, едва увидев его, сразу поняли, кто это и зачем он сюда пришел.
Хотя на расстоянии отличить его от обычного человека было почти невозможно: на нем были простая коричневая рубаха, насквозь пропылившаяся в пути, да кожаные штаны, весьма и весьма, надо сказать, поношенные; обут он был в грубые башмаки на толстой подошве, тоже покрытые толстым слоем дорожной пыли; а волосы его, прямо-таки седые от той же пыли, были коротко подрезаны для удобства. Поступь у него была уверенная, ровная и спокойная, но, в общем, такая же, как у всех людей, когда они знают, куда и зачем идут. И, пожалуй, единственное, что отличало его от какого-нибудь простого фермера, арендатора или возчика, — то, что он не прикрывал голову от солнца шапкой. Только когда Рив подошел совсем близко, стала заметна некоторая странность, сквозившая во всем его облике.
Судя по толстому слою пыли, покрывавшей Рива Справедливого с ног до головы, шел он издалека, однако по виду его никак нельзя было сказать, что путник устал, голоден или хочет пить. Одежда пришедшего явно немало пострадала от ветра и дождя, но при себе у него не было ни свертка, ни заплечного мешка со сменной одеждой, запасом продовольствия и прочими нужными в пути вещами. Долгие странствия под палящим солнцем вполне могли выработать у Рива привычку щурить глаза или идти, понурив голову, но у него, напротив, голова была высоко поднята, а глаза широко раскрыты, живые и яркие, похожие на кусочки синего неба. На поясе у него не было ни меча, ни кинжала, в руке — волшебного посоха, а за плечами — колчана со стрелами. Он не имел никакого оружия, чтобы защитить себя, например, от разбойников с большой дороги, или от голодных зверей, или от разъяренных врагов. Пожалуй, его единственным оружием, как показалось жителям Предмостья, можно было бы назвать то, что они видели его гораздо более четко, чем все остальные предметы и людей, словно он невольно прояснял зрение тем, кто на него смотрел. И те, кто на него смотрел, поняли вдруг, что не в силах отвести от него глаз.
Те люди, что первыми увидели его достаточно близко и смогли узнать, совершенно не удивились, когда он начал задавать вопросы о своем «родственнике, Джиллете из Предмостья». Удивление у них вызывал лишь необычайно добрый и тихий голос Рива — особенно если учесть, какой репутацией пользовался этот человек: ведь его склонность к жестким, даже жестоким решениям и весьма странным поступкам давно стала легендарной. Немного удивились они и тому, что Рив признал свое поистине немыслимое родство с Джиллетом, хотя тот и объявил-то об этом родстве всего неделю назад.