— Хочешь проехаться со мной верхом, Жаннетт Лакло? Здесь недалеко, я понимаю, но моему Фламбару доставит удовольствие понести тебя на спине.
Я постаралась все свое внимание сосредоточить на Лиз, но рыжий жеребец упорно шагал рядом со мною. Глаз я не поднимала, хоть и чувствовала, что глаза Жискара так и сверлят мне затылок. Еще мгновение, понимала я, и он схватит меня, кинет через седло и…
— Да успокойся ты! — сказал он несколько надменным тоном. — Я вовсе не дьявол во плоти. И если ты мне нравишься — а ты вполне достойна того, чтобы нравиться мужчинам, — что ж тут страшного? Я тебе ничего плохого не сделаю. Скажи, разве тебе не хотелось бы жить в красивом доме и носить платья из шелка?
— И рожать тебе бастардов? — спросила я, по-прежнему на него не глядя. — Спасибо, не хочу! Я отказалась от подобных развлечений шесть лет назад во время Великого поста.
Он засмеялся.
— Такая хорошенькая и такая умница в придачу! Да ты настоящий бриллиант в этой навозной куче!
Я резко остановилась.
— Санси — не навозная куча!
Я настолько разозлилась, что даже осмелилась на него глянуть. Он же, казалось, ничуть не рассердился. Напротив, он продолжал весело усмехаться.
— Ишь, какая горячая! Мне как раз такие и нравятся! — воскликнул он.
И вдруг его жеребец, изогнув шею, попытался меня укусить. Тут уж я сдерживаться не стала и как следует его огрела. Жеребец испуганно шарахнулся, а его хозяин едва не упал и злобно выругался. Наконец-то и я позволила себе рассмеяться! И увидела, что мы уже подошли к воротам монастыря. Я поздоровалась с сестрой-привратницей, и мы направились в приемную аббатисы.
— Я вернусь назад вместе с тобой! — заявила Лиз.
Мы снова сидели в гостиной матушки Адели. Правда, на этот раз Жискар прихватил с собой адъютанта — то ли для охраны, то ли в качестве свидетеля, не знаю. Этот офицер стоял за креслом своего господина и молча смотрел на нас, но все его мысли легко было прочитать по лицу: каким-то слабым женщинам ни за что не выстоять против его повелителя!
Лиз сидела, сложив руки на коленях и как бы обнимая ими свой огромный живот; пальцы она то сплетала, то расплетала.
— Я думала всю ночь, — сказала она, — но ничего больше не придумала. Я отдам тебе то, что ты просишь, Жискар. И вернусь с тобой в Монсальва.
Я открыла было рот, но поняла, что говорить сейчас не время и не место. Мессир Жискар был явно доволен. Лицо матушки Адели осталось совершенно бесстрастным.
— Ты, значит, так решила? — спокойно спросила она у Лиз.
— Да, — сказала Лиз, и мессир Жискар улыбнулся ей самой своей обворожительной улыбкой.
— Я позабочусь, чтоб тебе не пришлось жалеть о своем решении, — заверил он ее.
Лиз посмотрела на него в упор. Посмотрела так, как обычные люди не смотрят. И я услышала, что он затаил дыхание, а его адъютант в ужасе скрестил пальцы, надеясь защитить себя от нечистой силы, и осенил себя крестом.
Лиз улыбнулась и сказала адъютанту:
— Это тебе не поможет, Рэмбо.
Тот густо покраснел, а Лиз снова всю силу своего взгляда устремила на Жискара.
— Да, я вернусь с тобой в Монсальва, — повторила она. — И стану твоей ведьмой. И, если захочешь, твоей любовницей — но после того, как родится моя дочь. Ведь мне, изгою, в конце концов, больше не на что рассчитывать. И в этом мире у меня нет ни средств к существованию, ни родных.
Его радость явно угасала. Но в моей душе радость пока что пробудиться не успела. Однако по лицу Лиз, по ее какой-то свирепой улыбке я видела, что она и не думает сдаваться!
— Но прежде чем я покину Санси, — продолжала Лиз, — и прежде чем ты примешь меня в своем доме, ты должен знать, что именно тебе досталось.
— Я и так знаю, — бросил он, пожалуй чересчур резко. — Ты колдунья. И ты никогда не состаришься, никогда не утратишь своей красоты. Огонь готов служить тебе. Звезды сходят с небес, стоит тебе позвать их…
— Да, и люди тоже мне служат, — промолвила она тихо, — когда я этого хочу.
На мгновение в его глазах мелькнула неприкрытая алчность, и он постарался скрыть ее, но не очень умело, точно жадный мальчишка.
— А еще ты способна заглянуть в будущее. Мне об этом Эймерик сказал.
— Вот как? — Лиз удивленно изогнула бровь. — А он обещал мне, что никому не скажет.
— Я заставил его сказать. Правда, к этому времени я уже и сам догадался — ведь он многое мне рассказывал.
— Он никогда не умел ничего скрывать, — сказала Лиз. — Да, у меня есть и этот дар.
— Величайший дар, — промолвил он. — И поистине ужасный!