— Я должен идти, — быстро сказал он. — Меня хозяева ждут. Я забежал только на минутку: хотел поделиться с вами приятной новостью. Прощайте, прощайте!
Он резко повернулся и бросился прочь по коридору.
— Ах ты, мразь! — завопил ему вслед Коротышка. — Да я… тебя убью!..
Пискля схватила его за руку.
— Нет, пожалуйста! Пожалуйста, успокойся! — просила она. — Если ты сейчас устроишь потасовку… Ну, пожалуйста!
Коротышка сердито стряхнул с себя ее руки.
— Отстань! И все вы от меня тоже отстаньте! — Он выбежал в коридор, слыша за спиной плач Пискли.
Во мраке лишь слабо светились жалкие светильники на стенах. Отовсюду тянуло пронизывающим холодом. А ведь Пискля права: ему никак нельзя снова навлечь на себя гнев Хорка. И все же, все же… Коротышку словно вела чья-то чужая воля, и он какое-то время упорно тащился следом за убежавшим недругом, но потом все же остановился на знакомом перекрестке и, плюнув на вражеские следы, стал красться в том же направлении.
Он отлично знал, что бродить по коридорам в такой час детям запрещено, и старался держаться в глубокой тени у стен, используя как укрытие каждую колонну, нишу или выступ, а потом быстро перебегал в следующее безопасное место. Воровству, как и умению подкрадываться незаметно, он старательно учился с тех пор, как на него обрушился этот неутолимый голод. Он уже успел придумать некую спасительную историю на тот случай, если его вдруг выследит и остановит кто-то из гоблинов: ему очень жаль, но он случайно свернул не туда и забрел на запретную территорию; он и не думал, что так получится; просто шел к себе, в детскую, глубоко задумавшись о том, сколь благотворное воздействие оказал на него урок, преподанный ему господином Хорком, и о том, что ему непременно нужно стать лучше, но, к сожалению, сбился с пути, и вот…
Яблочко решительно свернул в коридор, ведущий в зал Советов. Коротышка замер, прижавшись к стене и прислушиваясь. Из зала доносились пронзительные голоса гоблинов и лязг их когтей по каменному полу. Потом послышался голос Хорка:
— Вот наконец и ты, мой мальчик! Ничего, можешь не извиняться. Итак, друзья мои, мы собрались, чтобы отправить этого юношу в иной мир, вознаградив его тем самым по заслугам!
— Какой он хорошенький, полненький! — тихо промолвил Крич, который, как и большинство гоблинов, немного умел говорить по-человечьи. — На мой вкус — в самый раз!
— Спасибо, спасибо вам всем, добрые господа, — бормотал Яблочко. — Клянусь, я должным образом воздам вам хвалу перед обитателями мира Зеленых Листьев!
— Да, конечно. Мы понимаем твои чувства, — заверил его Брамм. — И тоже будем о тебе помнить, и ты как бы разделишь с нами тот праздничный обед, который мы устроим в твою честь!
— Идем же, — сказал Яблочку Дроннг. — Спеши получить свою вполне заслуженную награду!
Горький комок стоял у Коротышки в горле, и он ничего не мог с собой поделать. Нет, он непременно должен рискнуть! Он должен хоть одним глазком увидеть, как это произойдет, и послать своему врагу вслед прощальное проклятие!
Свет факелов становился то ярче, то слабее. Целая свора гоблинов потащилась за Яблочком вслед, позванивая своими дурацкими браслетами. Гоблины подпрыгивали от нетерпения, весело болтали между собой и хихикали, а мальчик шел молча, точно зачарованный.
Странная мысль тяжко билась у Коротышки в мозгу. Куда это они направляются? Он хорошо знал замок. В качестве посыльного ему пришлось побывать везде — и в самых глубоких подвалах, и на верхних этажах, и даже на башне, где висели священные колокола, Созывающие Всех Упырей. Но сейчас они двигались туда, где, по мнению Коротышки, никогда не было ни одной запертой двери!
Значит, те высокие двери на самом деле вовсе не ведут за пределы замка, догадался он. Гоблины нарочно обманывали детей — так, из предосторожности. Ну что ж, пожал плечами Коротышка, в конце концов, ложь — неотъемлемая часть здешней жизни.
Его прямо-таки распирало от любопытства и возбуждения: еще бы, ведь сейчас он, возможно, узнает настоящий путь на свободу!
Скорчившись в три погибели, с бешено бьющимся сердцем он осторожно двинулся следом за гоблинами.
Еще несколько часов назад он ни за что не стал бы так рисковать. Но сейчас он был слишком взволнован, его сводили с ума боль, гнев, ревность — ведь Пискля при всех поцеловала этого типа!
Коротышка попытался представить себе, каковы могут быть последствия его отчаянно смелого поступка, но, как ни странно, ни малейшего страха не испытал. Любые последствия были ему, в общем, безразличны. А вот возможность узнать, где находится потайная дверь, а потом, если получится, и воспользоваться ею казалась ему в данный момент важнее всего на свете.
И все же нервы у него были натянуты, как струны, и двигаться он старался так, словно был не более чем сгустком дыма от факела.
Все двери в коридор, по которому они шли, так и остались открытыми: гоблины, толпившиеся сейчас вокруг Яблочка, второпях позабыли их закрыть. А в самом конце коридора, в торцовой его стене, Коротышка увидел самую обыкновенную дверь. Эта дверь всегда была закрыта, и он понятия не имел, что может быть за нею. А заглянуть за нее ни разу не осмелился, потому что здесь проходил всегда только в сопровождении кого-то из гоблинов, который с мальчишки глаз не спускал. Неужели, растерянно думал Коротышка, именно за этой дверью находится мир Зеленых Листьев?
Он проскользнул в соседнюю комнату и притаился среди уродливых высоких ваз, не сводя глаз с заветной двери. И вскоре увидел, как Хорк с размаху отворил ее.
Яблочко, которому хорошо было видно, что там, за нею, вдруг остановился так резко, будто споткнулся.
— Но… — заикаясь, пролепетал он. — Но…
— Ты же знаешь, нам не нравится яркий свет, — поспешил успокоить его Хорк. — Но мы, конечно же, проводим тебя через этот темный вестибюль до самого порога и там тепло попрощаемся с тобою — попрощаемся навсегда!
— Ах вот как! Тогда спасибо, господин мой! — И Яблочко рысью устремился вперед.
Гоблины, которых теперь собралась целая толпа, двинулись за ним. И последний захлопнул за собой дверь.
Коротышке оставалось только ждать. Ему показалось, что из-за двери доносится какой-то грохот, но от волнения в ушах у него так шумело, словно огромные волны прибоя били о берег, сотрясая даже кости его черепа.
Прошла целая вечность, прежде чем дверь снова распахнулась и гоблины стали выходить в коридор. Коротышка совсем скорчился в своем убежище, старясь стать как можно меньше. Если они его сейчас здесь обнаружат, то ему конец. В крайнем случае его для начала приставят к тем отвратительным червям. И уж совершенно точно на свободу он никогда отсюда не выйдет!
Гоблины толпой проследовали мимо, весело болтая и мерзко хихикая. Многие их возгласы были Коротышке понятны.
— Сперва пошли выпьем эля, самого лучшего, сваренного матушкой Падальщицей! — крикнул Дроннг, пребывавший явно в наилучшем расположении духа. — А потом хорошенько выспимся — и будем вполне готовы насладиться праздничным обедом, приготовленным Смагой, верно?
— Верно! — поддержали эту чудную идею остальные.
Не успели смолкнуть пронзительные вопли гоблинов, как Коротышка ринулся к двери. Странно, но руки его ничуть не дрожали, когда он потянул засов в сторону и чуть-чуть приоткрыл дверь. Проскользнув в образовавшуюся щель, он сразу же закрыл дверь за собою и попытался разглядеть впереди выход наружу и крыльцо за ним. Но тщетно: ни двери, ни крыльца видно не было.
Он находился в довольно большой комнате с кирпичными голыми стенами, освещенной сальными свечами, вставленными в отвратительный канделябр, лапки которого извивались каким-то страшным образом — точно конечности человека под пыткой. Догорающие свечи испускали мерзкую вонь. На полу, между плитами, блестевшими и, похоже, только что вымытыми, пролегал желоб, вроде водосточного. Возле стены стояла всякая кухонная утварь. А посреди комнаты возвышался огромный, грубо сколоченный деревянный стол, покрытый черными пятнами. На столе лежали ножи, кухонные и мясницкие. Ножи тоже явно только что вымыли: они так и сверкали.