— А ты поможешь мне отыскать моих подруг? — Я умоляюще посмотрела на него. — Я потеряла четырых в поисках этого проклятущего арфиста! Одна из них, правда, а возможно и две, могут и не захотеть уже принять мою помощь, но это я смогу узнать наверняка, только когда увижу их.
— Дай-ка подумать… — промолвил дракон.
Вокруг меня вдруг заклубился густой, белый, как зола, дым, пахнущий остро и кисло. Наглотавшись дыма, я закашлялась, из глаз сами собой потекли слезы, а когда глаза мои вновь обрели способность видеть, передо мной стоял золотоволосый арфист. И у него были глаза дракона!
Ахнув от изумления, я снова глотнула дыма и, яростно откашливаясь, слышала, как Кестраль у меня за спиной яростно дергает свою цепь и вопит что было сил:
— А как же я? Ведь ты была послана, чтобы меня спасти! Что же ты теперь скажешь Селендайн? Неужели так и объявишь, что нашла меня, а потом оставила гнить среди этого проклятого золота? — И тут на него глянуло его же собственное лицо, и он мгновенно умолк, продолжая лишь отчаянно дергаться на цепи. — Ты же не умеешь играть на арфе! Она сразу это поймет! И по твоим ужасным древним глазам догадается, что это не я!
— Скорее всего, — насмешливо заметила я, приведенная в восторг подобными глупыми опасениями, — ей это будет совершенно безразлично.
— Меня все равно найдут королевские рыцари! Ты сама говорила, что они мечтают меня убить! А впрочем, это ты убьешь меня… Даже хуже, чем убьешь!
— Те, кто хочет твоей смерти, скорее всего, последуют за нами, — устало сказала я. — За мной и за тем золотоволосым арфистом, что будет скакать бок о бок со мною. И, в конце концов, право освободить тебя принадлежит дракону, а не мне. Если он захочет даровать тебе свободу, тогда уж ты сам ищи дорогу назад, к Селендайн. В ином случае тебе придется дать обет молчания и открывать рот только для того, чтобы спеть.
И я повернулась к нему спиной.
Дракон, превратившийся в арфиста, взял свою костяную арфу и сказал хриплым, точно насквозь прокуренным голосом:
— Учти: я свои обещания выполняю всегда. Ключ к твоей свободе заключен в песне.
И мы оставили злополучного музыканта прикованным цепью к его музыке. Пусть поищет разгадку, пусть попытается услышать своими глухими ушами и фальшивой душой ту единственную мелодию, которую он вечно наигрывал Селендайн, но которой никогда сам не слышал, ибо лишь эта музыка души могла бы вернуть его назад.
А я, выбравшись наружу, к свету, сперва повела дракона к тому камню, который поглотил Данику, чтобы он дохнул на проклятый камень своим страшным огнем, а затем мы двинулись в обратный путь — на поиски Айрекрос.
Гарри Тартлдав
ПОДСАДНАЯ УТКА
(Перевод И. Тогоевой)
Вайдесская торговая «сороконожка» входила на веслах в фьорд Лигра.
«Что-то в ней не то, — думал следивший за галерой Скэтваль Быстрый. — Что-то в ней неправильно, да, неправильно! Интересно, что бы это могло быть?»
Вождь халогов прикрыл глаза от слепящего утреннего солнца жесткой, почти ороговевшей ладонью, внимательно вглядываясь в морской простор.
Потом нехотя решил, что на мачте судна вьется не имперский флаг — золотые солнечные лучи на голубом фоне. Однако плещущийся сейчас на мачте торгового судна флажок он и раньше видел не раз и не раз вступал в схватку с теми, кто под этим знаменем выступал; слишком часто, пожалуй.
На этом флаге не были изображены двойные солнца вайдессов, надеявшихся, что это поможет их военным кораблям найти правильный путь (хотя халоги-то в подобном случае на месте двойных солнц нарисовали бы глаза!). Но вайдессы, живущие далеко на юге, конечно же, куда сильнее верили в могущество солнца, чем халоги. В здешних краях среди снега и льда темными голодными зимами солнце казалось людям чем-то вроде неясного, ускользающего воспоминания. И не впервые Скэтваль задумался: почему невероятно богатая Империя Вайдессос все же стремится поглотить и северные земли халогов вместе с их вечным холодом и голодом?
Однако эти мысли увели его в сторону от той цели, которую он себе наметил. Он снова стал вглядываться в очертания судна, поражаясь его странному виду: какое-то оно маленькое, хрупкое…
— Клянусь богами, — тихо промолвил он, — все дело в тенях!
Халоги, северные люди, которым приходится жить в согласии с дикой морской стихией и свирепыми штормами, всегда обшивают свои суда внакрой, то есть каждая дощечка как бы накрывает ту, что под ней, и в обе для прочности забивают крепкие колышки. А на этом торговом судне обшивка была сделана вгладь, дощечки плотно примыкали краями одна к другой, и бока судна казались бесстыдно гладкими.
«Пожалуй, как и сами вайдессы», — подумал с легкой усмешкой Скэтваль.
Под его началом было немалое войско, способное заполнить полдюжины военных галер. Наглое торговое судно уже вошло в узкое горло залива, на берегах которого расположились четыре боевых отряда Скэтваля. Стоит подать знак — а факелы всегда под рукой, — и этот нахальный шкипер никогда больше не увидит своей жаркой родины. Скэтвалю достаточно обронить лишь словечко…
Словечка он так и не обронил. И по одной-единственной причине: на носу корабля красовался выкрашенный белой краской щит, укрепленный на древке копья, — вайдесский знак мира. Кроме того, торговое судно пришло без сопровождения. Если Скэтваль сейчас его потопит и перебьет команду, то потом не миновать волны мести. А Ставракиос, что сидит на имперском троне, в этом отношении очень похож на халогов.
Торговое судно остановилось примерно в двух сотнях шагов от конца фьорда. Одетые в набедренные повязки матросы (тут губы Скэтваля изогнулись в презрительной усмешке: он представил себе, как им тут будет «жарко» крутиться в такой одежонке еще по крайней мере целый месяц, вдали от привычного жаркого солнца!) спустили на серо-голубую воду лодку, куда по веревке с борта корабля соскользнули четверо мужчин. По тому, как неровно они гребли, Скэтвалю сразу стало ясно, что это не моряки. Он перестал улыбаться и в недоумении опустил уголки губ: кто же они в таком случае?
Когда эти четверо вышли из тени, отбрасываемой торговым судном, солнце так и засияло на их выбритых головах. Две-три минуты Скэтваль просто смотрел на них, а потом громко выругался — грубо, цветисто и зло. Значит, вайдессы прислали в страну халогов еще «порцию» своего жреческого угощенья? Неужто до сих пор им не ясно, что северным людям южный бог Фаос совершенно ни к чему? А может, их Фаос просто иногда требует кровавых жертвоприношений?
Скэтваль некоторое время обдумывал это последнее предположение, ибо в таком случае вайдесский бог становился отчасти похож на тех богов, которым поклонялся он сам. Но в конце концов он решил отказаться от подобных мыслей и даже сплюнул в сердцах.
Великие боги! Он же видел вайдессов во время священной службы! Они кормят своего истощенного бога гимнами, а не кровью!
Когда лодка со священнослужителями отплыла достаточно далеко, торговое судно легко развернулось на месте (надо сказать, весла в уключинах двигались мастерски!) и направилось к выходу из фьорда. Скэтваль опять нахмурился. Даже миролюбивые вайдессы не имели привычки оставлять своих священнослужителей на явную погибель без всякой поддержки.
А лодка, вместо того чтобы причалить к берегу, остановилась на расстоянии выстрела из лука, и одетые в синие рубахи священнослужители запели. Один встал, подняв лицо к небесам и глядя на солнце, и нарисовал на груди, чуть выше левого соска, круг. Скэтваль знал, что это жест глубочайшего почтения. Остальные жрецы, не прерывая пения, воздели к небесам руки. Стоящий жрец в синем балахоне снова изобразил у себя на груди круг, потом сделал какое-то быстрое движение руками, потом еще и еще…
И вдруг широкий мост, состоящий как бы из солнечного света, перекинулся от лодки к берегу! Вайдесские жрецы вскинули на плечи дорожные мешки и уверенно двинулись по этому мосту. Когда последний из них ступил на твердую землю, мост исчез. А лодка так и осталась качаться на волнах, всеми покинутая.
«Значит, — решил Скэтваль, — это колдуны!»
Подобное волшебство, способное до глубины души потрясти любого крестьянина, на него тоже произвело довольно сильное впечатление, но он постарался быстро взять себя в руки. Разумеется, он бы уделил этим чародеям куда большее внимание, если бы благодаря им и большое судно вошло в фьорд и высадило свою команду на берег. Халоги, кстати сказать, тоже любили похвастаться умением своих колдунов, хотя, надо признать, их искусство было более приземленным, а зачастую и более кровавым. И вряд ли они были способны на такую вот игру с солнечным светом. Нет, Скэтваль не желал ни восторгаться, ни очаровываться чужой магией! И у него не возникло никаких сомнений насчет того, зачем эти, в синих одеяниях, так поступили, а не просто подгребли на веслах к берегу.