И охотно этим пользовалась к обоюдному удовольствию.
Она видела, какими глазами смотрит на нее Эльг Торсвег, понимала, что беспокоится мать, но ничего не могла с собой поделать.
Любимый здесь и рядом, она не сможет от него отказаться. Пусть хоть час, но это – ее час!
А чужая ненависть…
Она, конечно, обжигает, но рядом с пламенем любви ее огонь какой-то хилый и неубедительный. Можно и не замечать.
***
– Когда?
– Завтра ночью.
– Не успеем.
– А когда?
– Хотя бы через сутки. Побольше людей соберем, наши подтянутся.
Четверо мужчин не впервые собирались в этом месте.
Тихо, спокойно, укрыто со всех сторон, единственный минус – не видно, если кто-то придет следом. Но можно выставить часовых – теперь они так и поступали.
Научились на собственном горьком опыте. Последствия ликвидировали, но подставляться второй раз никому не хотелось. Тем более – сейчас.
Когда готовы уже корабли с людьми, когда наточены топоры, когда пара шагов, кажется, осталась до окончательной победы…
– С ативернцами осторожнее, – в очередной раз повторил один из мужчин.
Второй скрипнул зубами, и это не осталось незамеченным. Третий положил ему руку на плечо.
– Эльг, ты сам все понимаешь.
Эльг понимал.
И про осторожность, и про мир с Ативерной – какая, в конце концов, Эдоарду разница, кто сидит на Вирме? Ему лишь бы мирные договора заключить, а с кем?
Это внутреннее дело острова.
Круг – это Круг.
А если Хардринга не остановить сейчас…
Гардрен был и прав и неправ одновременно. Бран послужил толчком для изменений на Вирме, понимая, что острову, в таком виде, существовать сложно. Развиваться, идти вперед…
Веник силен в связке, а прутиком ничего не сделаешь, даже на песке толком ничего не напишешь.
Бран долго шел к своей цели – объединить Вирму под одним сильным правителем.
Интриговал, подкупал… да, он выбрал Хардринга, и не пожалел об этом. Но вот другие кланы…
Вопрос, почему он, а не я, всегда будет актуален. А потом и второй – почему бы не я?
Результат?
Собравшиеся знали, если связку Хардринг – Гардрен не разрушить сейчас, не остановить, то вскоре на Вирме появится король. А им этого не хотелось.
Подчиняться там, где ты был полновластным хозяином?
Нет!
А заодно…
Не бывает подобных мятежей без заботы о личной выгоде. У каждого из собравшихся были свои враги, свои планы, в том числе и на соседские земли, свои мечты о власти, свои…
Торсвег увидел в этом хороший шанс не просто стать главой Клана – войти в Круг. Преумножить свою силу и власть… и все было бы хорошо.
Но…
Тира.
Светлые волосы, громадные голубые глаза, легкая тонкая фигурка, которая, кажется, парит над землей… ей бы не клинок в руки, а букет цветов. Только вот видит она не Эльга.
В этом мире для Тиры Эллейг есть лишь один мужчина – его высочество Ричард Ативернский. Эльг знал, сейчас они вместе, и это лишало покоя. Бесило, раздражало…
Что бы ни случилось, с этой дрянью он поквитается!
Ричарда не тронет, за такое Эдоард всю Вирму кровью зальет и подожжет, чтобы горело жарко, но с этой дрянью…
Она ему еще ответит!
Мысль о том, что Тира и не подавала ему никаких надежд, Эльгу в голову не приходила. Подумаешь!
Не оказалось бы рядом этого смазливца, никуда бы девчонка не делась! Легла бы, как миленькая! А тут… при-и-инц…
– Я помню о нашем плане. Ативернцы не пострадают, слово Торсвега, – отозвался Эльг после паузы.
Мужчины перевели дух.
Все же, в бою, каждый из них хоть ненадолго, но терял разум. Каждый из них знал, что такое опьянение смертью и кровью. Каждый рисковал, если Торсвег сорвется.
– Вот и отлично, – подвел итог глава клана Хардар. – Значит, через сутки, край, через двое, как дадут знать с кораблей…
Сутки или двое?
Значительная разница, особенно когда заговор может вскрыться в любой момент. О чем и сказал третий.
– Долго ждать…
– Зато от Гардрена избавились.
– Нам пока ничего не известно.
– Не мог он уйти. Не мог. И вообще, теперь чего тянуть?
Голубь из клана Хардар еще не прилетел. Да и вестей о клане Гардрен пока еще не было. Гардрены – опасная дичь, такую просто не заполевать. Время требуется.
Вот никто и не волновался.
А день…
Так сколько ж тянуть-то можно?
Пора убивать.
На Вирме наступало время перемен. А к добру ли, к худу…
Заговорщики считали, что для них это только к добру. А значит – вперед.