– Эй, ты! – Дверь распахнулась, и в освещённом дверном проёме возник его громадный отчим. – А ну, хватит рыдать! Иди-ка сюда!
Айзек в ужасе сжался и попытался отползти, но позади была стена.
– Я сказал: иди сюда, – рявкнул мужчина и, сграбастав ребёнка за руку, рванул к себе. – Когда родители тебе приказывают, ты должен слушаться. – Он отвесил Айзеку подзатыльник, и мальчик закусил губу, чтобы снова не расплакаться.
Протащив «сына» за собой по лестнице, мужчина остановился и толкнул мальчишку к стоявшему посреди комнаты ведру.
– Вот.
– Что это? – Айзек робко поднял глаза на пьянчугу.
– А то ты не знаешь? Это ведро, придурок! Ну, чего стоишь? Бери его и вымой в доме полы. – Мужчина замахнулся для удара, и мальчик испуганно съёжился. – Да побыстрей!
– Хорошо.
Ещё трижды Айзек сбегал, и трижды приёмные родители возвращали его обратно. Наконец, убедившись, что побоями им не сломать тщедушного, но невероятного упрямого и стойкого мальчишку, пьянчуги решились на хитрость. В тот день Айзек снова сбежал. Расспросив бродяжек и как следует заплатив им за информацию, они без труда отыскали своего, такого заметного среди всех прочих мальчишек, сына на заброшенной мельнице – в месте, которое сам Айзек считал идеальным убежищем, – и пообещали в следующий раз прирезать его собак, если он надумает ещё хоть раз удрать. Естественно, мальчишка не поверил им, но вопреки всем его ожиданиям отчим и мачеха не тронули его. А наутро он проснулся от собачьего воя – непередаваемо тоскливого, отчаянного настолько, что щемило сердце.
Даже позабыв обуться, Айзек бросился во двор. Там, перед их полуразвалившимся домом, стояла клетка. А в ней были Афето, Леальт и Усберго.
– Ну что, сынок, хочешь увидеть, как мы снимем шкуру с твоих шавок?
Айзек обернулся на самодовольный голос отчима. Мужчина стоял у крыльца, поигрывая большим кухонным ножом.
– Не троньте их, я умоляю вас! Я больше не буду сбегать. Никогда-никогда.
– Ладно, так и быть, поверю тебе. Но собаки останутся здесь, в клетке. Просто на всякий случай.
С тех пор не было ночи, чтобы Айзек не пытался вскрыть огромный навесной замок, что удерживал дверцу клетки, или перепилить прутья то кухонным ножом, то украденным у кузнеца напильником. Но всё было бесполезно. Дни проходили, а приёмные родители тем временем и не думали заботиться о собаках: они никогда не выпускали их из клетки, не давали им бегать и разминаться, они даже почти не кормили их. С каждым днём псы всё больше слабели.
Отчаяние и безысходность всё прочнее поселялись в душе мальчика. И однажды утром, в очередной раз проснувшись возле клетки, где Айзек теперь проводил почти все ночи, мальчик решился. Он выкупит свободу своих псов.
Его отчим и мачеха завтракали, как всегда, бранясь и жалуясь на головную боль. Войдя в дом, Айзек застыл в десяти шагах от них.
– Я хочу договориться.
Мужчина поднял затуманенные глаза.
– И о чём же?
– О своих псах. Отпустите их.
– С чего бы?
– Они умрут, – пояснил Айзек. – Мои псы голодают. Отпустите их, и я клянусь, что никогда больше не буду сбегать. Если вы не верите, можете запирать меня на ночь в клетке, где держите собак. Оттуда мне точно не выбраться. Я буду делать всё, что вы скажете, я буду даже воровать для вас.
– Ты так хорошо слушаешься с тех пор, как твои шавки поселились у нас. Ну подохнут они. А нам-то какое дело? – равнодушно пожала плечами мачеха.
– Никакого. Только знайте, что однажды ночью я отомщу вам и перережу глотки за своих псов.
Вероятно, в глазах семилетнего мальчишки было столько ненависти и решимости, что вставший было отчим рухнул обратно на стул и покачал головой.
– Ну и зверёныша мы с тобой приютили, жена.
Они отпустили псов вечером. Не веря себе, собаки вышли из клетки, покачиваясь и едва держась на ногах.
– Давай, ты обещал. – Мачеха подтолкнула глотающего слёзы Айзека в спину.
Дрожащими руками мальчик поднял ком земли и кинул в ближайшего к нему пса.
– Уходите!
Леальт испуганно отскочил в сторону и, ничего не понимая, посмотрел на своего маленького хозяина. Айзек шмыгнул носом и поднял второй ком.
– Убирайтесь! Я больше не люблю вас! Уходите отсюда!