Видения преследовали его в пути. Но он продолжал двигаться вперед. Помнил все, за исключением ее запаха. Помнил, как в театре сидела рядом, подавшись вперед, захваченная музыкой. Золотая роспись, настенные светильники, тяжелые складки занавеса по обеим сторонам сцены. Она положила его руку себе на колени, и он мог нащупать резинки ее чулок сквозь тонкое полотно летнего платья. Останови это мгновение. А теперь всколыхни со дна души все темное и ледяное и отправляйся в ад.
Смастерил из двух найденных старых веников щетки, и прикрутил их к тележке так, чтобы они сметали сучки и ветки перед колесиками, и посадил мальчика в тележку, а сам пристроился на поперечной железке, как погонщик собачьей упряжки, и они покатили вниз с холма, управляя спуском и наклоняясь на поворотах, словно заправские бобслеисты. Впервые за долгое время он увидел на лице сына улыбку.
У основания холма дорога делала петлю. Деревья там расступались, образуя просвет. Старая просека в лесу. Они сели на скамейку на обочине и стали смотреть на впадину, теряющуюся в плотном тумане. Внизу виднелось озеро. Холодное, серое, неподвижное посреди изувеченной чаши долины.
– Что это, пап?
– Дамба.
– Зачем она нужна?
– Без дамбы не было бы озера. Раньше в этом месте была река. Вода, падая с дамбы, крутила громадные, похожие на вентиляторы турбины. Они вырабатывали электричество.
– Чтобы лампочки горели?
– Да, чтобы лампочки горели.
– Мы можем спуститься и посмотреть?
– Нет. До нее слишком далеко.
– Она долго простоит?
– Думаю, да. Она из бетона. Скорее всего, простоит несколько веков. А то и тысячелетий.
– Как ты думаешь, рыба там водится?
– Нет, ничего в этом озере нет.
В том далеком-далеком прошлом где-то поблизости от этого места он видел, как сокол камнем падал с голубой скалы, и врезался в стаю аистов, и хватал одного, и тащил вниз к реке. Долговязый нескладный аист безжизненно болтался в когтистых лапах и все ронял, ронял в холодном осеннем воздухе свои белоснежные перья.
Зернистый воздух, вкус которого навсегда остается во рту. Они стояли под дождем, как стоит стадо, застигнутое непогодой. Затем двинулись дальше, растянув полиэтилен над головой, под монотонный шум дождя. Ноги насквозь промокли и замерзли, а обувь скоро совсем развалится. На склонах – мертвые, втоптанные в грязь стебли пшеницы. В пелене дождя – черные силуэты обугленных деревьев на гребнях холмов.
Зато в его снах бушевали яркие цвета. А как еще может заявить о себе смерть? Сразу после пробуждения все моментально обращалось в пепел. Так от дневного света разрушаются фрески, столетиями сохранявшиеся в замурованных гробницах.
Дождь прекратился, потеплело, и они наконец-то спустились в долину. Кое-где еще проступают очертания фермерских участков. Нигде ни травинки, все сухое и мертвое до самых корней. Высокие, обшитые вагонкой дома. Одинаковые железные крыши. Длинный сарай посреди поля с рекламой по скату крыши: десятифутовые выцветшие буквы приглашают посетить Рок-Сити.
Придорожные кусты разрослись и превратились в непроходимую стену перепутанных черных колючек. Никаких признаков жизни. Он оставил мальчика посреди дороги с револьвером наготове, а сам поднялся по истертым каменным ступенькам на открытую веранду старого фермерского дома и, приставив руку к глазам, заглянул в окно. В дом вошел через кухонную дверь. Мусор на полу, старые газеты. Посуда в шкафу, кружки на крючках. Прошел по коридору и остановился в дверях гостиной: старинная фисгармония в углу, телевизор, дешевые диваны, а рядом – ручной работы шкаф из вишневого дерева. Поднялся на второй этаж. Спальни. Все покрыто пеплом. Детская комната, на подоконнике мягкая игрушка – собака, будто выглядывающая в сад. Покопался в стенных шкафах. Сбросил покрывала с кроватей и обнаружил два совсем неплохих шерстяных одеяла. Потом спустился в кухню. В кладовке нашел три банки консервированных помидоров домашнего приготовления. Сдул пыль с крышек и осмотрел со всех сторон. Кто-то до него не рискнул взять банки, и он тоже не решился. Вышел из дома с перекинутыми через плечо одеялами. Зашагали дальше.
На окраине города наткнулись на супермаркет. Несколько старых машин посреди захламленной парковки. Там оставили свою тележку. Прошли по заваленным мусором рядам. В овощном отделе на дне ящиков нашлось несколько окаменевших фасолин да мумифицированные останки того, что когда-то было абрикосами. Мальчик не отставал ни на шаг. Через заднюю дверь вышли наружу, где ничего, кроме пары заржавевших тележек, не было. Вернулись назад в магазин – искали тележку поновее, но безуспешно. Рядом с входной дверью – опрокинутые на пол и разбитые монтировкой два автомата для продажи кока-колы. В пыли – разбросанные по полу монеты. Он сел, запустил руку внутрь: во втором автомате пальцы наткнулись на холодный металлический цилиндр. Медленно вытащил руку с добычей и уставился на банку кока-колы.