Здесь в каждом жилище был проектор. Меня это поразило до глубины души, но то, что он передавал… Сколько мусора, грязи и мерзости может вмещать один и тот же мир вместе с чудесными вещами, которые в моей реальности являются настоящим сокровищем. Здесь люди не умеют видеть настоящее, потребляют без меры и необходимости. Столько лжи, зависти, лицемерия… И, в то же время, у них была музыка, сострадание, стремления. Этот мир полон несоответствий, но я испытала потребность узнать о нем больше. Свое прежнее воплощение я старалась просуществовать, но шанс прожить это — упускать не хотелось.
Думать было легче, приводя комнаты в порядок. Хозяйка абсолютно захламила пространство и спальни, и кухни, и коридора. Конечно, площадь метров в тридцать была огромной, но это не оправдывало лени. В моей десятиметровой квартире трансформере всегда был идеальный порядок. Конечно, иначе модули не входили в пазы, и я не смогла бы выдвинуть кровать, душевую кабину или кухонную панель. В этом времени пространство не экономили, несмотря на то, что численность населения превышала в несколько раз допустимые нормы. Я подозревала, что регулирующих законов, по вопросам репродукции, еще нет. Счастливые…
Закончив уборку, я распахнула окна, впуская теплый воздух. Сидеть в четырех стенах очень не хотелось. Надев еще немного влажную после стирки одежду, вынув из сумки совершенно ненужный мне аппарат для общения и складной зонт, я освободила место для пары яблок и груши и вышла во двор. Под присмотром женщин на неустойчивых, по моему мнению, конструкциях играли дети. С умилением наблюдая за хрупкими созданиями, я поняла, что испытываю хорошо забытое чувство зависти. Когда пухлая малышка в красном платьице с разбегу запрыгнула в объятья девушки с визгом: "Мама!", я смахнула зависшую на ресницах слезинку. В нашем обществе дети в большей степени принадлежали государству, чем семье. После инициации дети с особыми талантами расстаются с родителями, отправляясь в выбранную старейшинами школу. Каждый получает образование, а по окончанию — распределение туда, где он может принести больше пользы империи. Ни безработицы, ни права на выбор у нас нет.
Мне никогда не нравилось забирать жизнь, видеть, как одна за другой гаснут мысли в сознании, оставляя лишь пустоту. Каждый раз мне приходилось оказываться в ощущениях приговоренного, пропуская сквозь себя все, что я заставляла его испытывать. Наказание всегда соответствовало преступлению, и каждый получал то, чего боялся больше всего. Было ли мне жаль? Милосердие слишком большая роскошь для империи. Сомнения — слабость, подлежащая искоренению. Я старалась не думать, какой бы обрела путь, будь на то моя воля. Что толку мечтать о несбыточном. Горько усмехнувшись, я откинулась на спинку скамьи с облупившейся краской. Отсутствие абсолютного порядка выбивало меня из колеи, но, странным образом, будоражило. Каждый живущий здесь имел больше возможностей любого из моего мира. Почти любого, ведь были те, кого контролировать не мог никто… Ловцы. В этом мире не знали о цепях, перерождениях и о контроле над системой. Как им удается выживать?
Я просидела до самого вечера, наслаждаясь бездельем. Надкусив грушу, я блаженно вдыхала тонкий аромат. Именно в этот момент я ощутила ментальный удар, выбивший из моей груди весь воздух. Выпавший из руки плод покатился по земле и, закрыв глаза, я отгородилась щитами от внешних воздействий. Только желание убить может воздействовать на меня таким образом. Слегка наклонив голову, сквозь завесу волос я посмотрела в ту сторону, откуда веяло злобой. Напротив входа в блок, где располагалась моя квартира, стояли несколько мужчин рядом с автомобилем, который я уже видела. Именно такой был возле особняка, где я очнулась. Привлекать к себе внимание было нецелесообразно, и я продолжала наблюдать. Из двери вышли двое крупных бритых наголо мужчин, у одного в руках была моя сумка. Благодаря тому, что я сидела достаточно близко, прислушиваться было не обязательно.
— Нет там никого. Что делать?
— Сидите в квартире и ждите. Как только кто-нибудь появится — тащите ко мне, — этот голос принадлежал Антону.
Во двор въехала знакомая машина. Мне до последнего не хотелось верить, что это Руслан, но, когда он легко выпрыгнул из салона, последние сомнения исчезли. Потянувшись и вытащив наушники, он поприветствовал моего убийцу.