— Предпочитаешь ходить без одежды? — я вскинулась и уперлась спиной в раму.
Презрительно осмотрев меня и многозначительно хмыкнув на мою тщетную попытку прикрыть полотенцем, как можно больше голой кожи, мужчина сдернул меня на пол. Удерживая на груди ткань, я попыталась вырвать свою руку из захвата.
— Перестань дергаться, жалко выглядишь. Надо поговорить.
Он отпустил меня, демонстративно вытерев ладонь об мягкие трикотажные штаны и сел на кровать, широко расставив ноги. Я против воли завороженно следила, как капли воды скатываются по смуглой шее с волос, под ворот футболки. Даже в домашней одежде, босой — мужчина производил впечатление хозяина жизни. Смутное ощущение тревоги захлестнуло меня, заставив внутренне подобраться.
— Какая же ты… Яна — это твое настоящее имя? — от откровенного отвращения на его лице меня передернуло. — Неважно. Ты не выполнила договор, но хуже всего — засветилась. Как тебе удалось убедить Антона, что ты мертва?
Отрицательно мотнув головой, я отступила назад. Моя реакция не осталась незамеченной, мужчина прищурился и одним слитным движением поднялся и подскочил ко мне. Схватив за горло, он приподнял меня над полом и впечатал в стену. Перекошенное злобой лицо зависло прямо напротив моего.
— Ты выдала меня? Отвечай!
Перед глазами все плыло, и судорожный хрип сорвался с моих губ:
— Пусти…
Он разжал руки, и я рухнула на пол, кашляя и хватая воздух открытым ртом, отползла в угол, при этом потеряв полотенце. Я обхватила руками колени и уткнулась в них лицом. Беззвучные рыдания сотрясали тело. Боль не пугала меня так, как беспомощность, и еще никто из ныне живущих, никогда не причинял мне такого унижения. Слишком сильный и крупный мужчина стоял надо мной, прямо-таки излучая ненависть, причин которой я не понимала. Впервые оказавшись в этом мире, я ощутила чужие эмоции, как свои собственные.
Вскинув голову, я встретилась с холодным взглядом глаз цвета начищенной стали.
Глубоко в груди зародилась вибрация и, нарастая, вырвалась глухим рычанием изо рта. Ухмыльнувшись, мужчина отошел и устроился в кресле. Даже не пытаясь усмирить злость, я медленно поднялась и встала перед ним, сцепив руки перед собой.
— Я никогда не предавала, — тихий шелест слетел с губ. — Этого нет в моей натуре, что бы ты там себе не навоображал. И меня зовут Кариса.
— Плевать. Если говоришь правду, я оставлю тебя в живых. Только отдай мне чип, и я переведу остальную сумму на твой счет.
Сделав вид, что задумалась, я подошла к окну и, облокотившись на подоконник, закрыла глаза, позволяя себе испытать его эмоции. Мужчина лгал. Я не должна выжить, и он исправит это недоразумение. Впустив в себя его сущность, я выдохнула:
— Я спрятала его.
— В клубе? — он подался вперед, вцепившись в подлокотники кресла, — Где конкретно?
— Не считай меня идиоткой, — я обернулась, кривя губы в недоброй улыбке, повторяя его собственную. — Отвезешь меня туда, и я передам тебе чип, когда буду уверенна в своей безопасности.
— А я уже начал сомневаться, что ты — та, кого я нанял, — я иронично подняла бровь. — Тебе нужно одеться. Жди здесь.
— Не забудь запереть дверь, — не смогла удержаться от сарказма.
Оставшись одна, я стряхнула с себя чужие ощущения. Казалось, они оставили грязь на коже и под ней. Я опустилась на кровать и уставилась невидящим взглядом в потолок. Накатила усталость, как всегда после подобных процедур. Мне по должности было положено уметь читать души: их желания и страхи, ведь палач должен уметь отделять свои чувства от чужих, чтобы безупречно выполнять свою работу.
Моя должность не была популярной. Никто не появлялся на свет с мечтой наказывать за преступления, забирая жизни. Только вот такими, как я, не становились, а рождались. Способности проявились во время обряда инициации, при старейшинах, которые засвидетельствовали появление нового палача.
Меня, испуганного ребенка восьми лет, залитого потом и собственной кровью, сочащейся из многочисленных порезов на коже, забрали из семьи и отправили в закрытую школу, откуда я смогла выйти уже с дипломом и распределением в свой родной город.
Первая работа пришлась на мой шестнадцатый день рождения, позволив официально стать совершеннолетней раньше установленных норм. Жаловаться меня не научили, и я всегда была удовлетворена своим местом в обществе.
Из родной цепи в моем круге оставались бабушка, что умерла, как только я вернулась из школы, и сводная сестра, с которой я не могла наладить контакт. Настоящими друзьями я не обзавелась, подходящего спутника так и не встретила.